Юли Цее - Темная материя

Посреди своего частного музея, скрестив ноги, восседает на подушке хозяин комнаты, терпеливо дожидаясь, когда комиссар закончит осмотр. В этом окружении его тщательно причесанные волосы и белая рубашка привносят в его облик оттенок самоиронии. Когда Шильф наконец погружается в мягкие объятия продавленного дивана, Оскар вскидывает подбородок, раскрывает уста и произносит:

— Не ожидали?

— Признаться, нет.

— Я не вижу смысла в том, чтобы убирать за своим прошлым. Нарастающий беспорядок — показатель протекшего времени.

С хищной гибкостью он вскакивает на ноги:

— Могу предложить вам что-нибудь попить?

— Чаю «Йоги» в честь внезапно почившего лета.

Оскар приподнимает бровь:

— Нет такой вещи, которая не нашлась бы в этом жилище.

Едва он за порог, как Шильф мучительно выкарабкивается из подушек и сразу — шмыг — в дверь, ведущую в комнату рядом. Здесь, в наплыве застывшего вала вещей, стоит письменный стол с выдвинутым верхним ящиком. В ящике фотография, вставленная в серебряную рамочку того типа, в котором другие мужчины держат фотографию жены. Себастьяну здесь не более двадцати, и в дополнение к сюртуку у него на шее красуется серебристый галстук-бабочка. Его улыбка — вызов на дуэль, перчатка, брошенная в лицо наблюдателю.

— Славный мальчик, n’est pas? [32] Не так ли? (фр.)

По толстым коврам Оскар вошел неслышно. Шильф оборачивается, и они чуть не сталкиваются лбами. В черных глазах Оскара Шильф видит себя самого. Хозяин дома тихо забирает из рук гостя фотографию.

— Существует не много вещей, которыми я свято дорожу.

— Я с первого взгляда почувствовал симпатию к вашему другу, — говорит Шильф. — И мне кажется, что он ко мне тоже.

— Симпатия синичьего корма к синице. Пойдемте!

Оскар возвращает фотографию в ящик и уводит комиссара из маленькой комнаты. Дымящийся чай на низеньком столике у дивана доказывает, что Шильф провел за созерцанием фотографии не менее пятнадцати минут. Оскар сдабривает налитый чай ромом из белой бутылки.

— Мне не надо, — говорит Шильф.

— Здесь я устанавливаю правила.

Еще не успев сделать первый глоток, Шильф чувствует, как алкоголь ударяет в нос тонкими иголочками. Что-то сжимается за лобной костью, а затем расширяется вдвое против прежнего. Шильф пьет. Никогда еще он не слышал так отчетливо биения чужого сердца у себя в голове. Ворона под люстрой шевельнула крыльями, по стенам беззвучно скользнули к потолку тени. Лицо Оскара стоит четко очерченной мишенью в путанице переплетающихся контуров. Ну скажи что-нибудь, думает комиссар.

— Себастьян признался?

— Если нет — вы только что его выдали.

— Не надо, господин комиссар! Я знаю, что вы не так глупы, как предполагает ваша профессия.

— Вам это Себастьян сказал?

— Если вы явились сюда в надежде получить от меня уличающие его показания, — говорит Оскар, подавшись вперед к комиссару, — то я бы, скорее, собственной рукой вырвал себе язык.

— А сейчас вы притворяетесь глупцом, — говорит комиссар.

Следующий глоток чая действует лучше всякого лекарства. Давление ослабевает; чуждое сердцебиение переходит в равномерный гул, который мешает слушать, но не думать.

— Между прочим, я передал дело об убийстве в другие руки. Этот casus… Casus — это ведь, кажется, «совпадение», от «падать», не так ли?

Оскар не позволяет себе проявить ни малейшего удивления. Он выжидательно смотрит на рот комиссара и закуривает сигарету. Тот мысленно отмечает это как свой успех.

— Я видел вас по телевидению. Эта передача произвела на меня большое впечатление. Можно задать вам один вопрос?

— Валяйте!

— Вы верите в Бога?

Когда Оскар смеется, его обаяние неотразимо.

— Себастьян был прав, — говорит он. — Вы — необыкновенный комиссар.

— Значит, он говорил обо мне. — Шильф покраснел, хотя, возможно, это вызвано действием алкоголя. — Так вы ответите на мой вопрос?

— Я религиозный атеист.

— Почему — религиозный?

— Потому что я верю. — Оскар вежливо выпускает дым сигареты в сторону. — Я верю, что у нас нет окончательного объяснения существования мира. Для того чтобы жить с этой мыслью, требуется изрядная метафизическая сила.

— Сила, которой Себастьян не обладает.

— Вы затрагиваете больное место. Взрослый Себастьян, с которым вы познакомились, в действительности все еще тот же мальчик, которого вы видели на фотографии. Как все мальчики, он мечтает о таком мире, где можно одновременно быть пиратом и примерным школьником.