Стефан Каста - Лето Мари-Лу

— Ты называешь это ходьбой?

— Ну, просто я никогда не думал, что человек, сидящий в инвалидной коляске, может ходить. Я имею в виду… понемногу ходить. Раньше я никогда не был знаком с инвалидами.

— У меня же есть ноги, разве ты не видишь?

— Да, но…

— И если иной раз мне удается протащить их несколько дециметров, то ты считаешь, что это достижение, так?

— Нет, не так. Но мне интересно, как это действует. Если ты можешь ходить хоть немного, есть ли шанс, что в будущем ты сможешь ходить по-настоящему?

— Нет, Адам, ничего не выйдет.

— Ты уверена?

— У меня сжались позвонки.

Мне кажется, она едва заметно и слегка презрительно кивает на красноватую салфетку в моей руке и на мой кровоточащий нос.

— Я знаю, но иногда в газетах пишут о людях с сильными травмами, которые смогли вернуться к нормальной жизни.

— Чудес не бывает, Адам.

— Я говорю не о чудесах, а о таких людях, которые благодаря упорным тренировкам снова восстановили подвижность конечностей…

Мари-Лу не отвечает. Тогда я осуществляю давно задуманное:

— А ты бы могла? Если бы тренировалась, как следует?

— Откуда мне знать? Иногда я могу переставлять ноги. Когда расслабляюсь. Или если очень постараюсь. Это разные вещи. Иногда они совсем не двигаются.

— А ты пробовала заниматься регулярно?

— Три года, Адам. Три года. Сначала каждый божий день. Весь первый год был для меня сплошной тренировкой. Ты видел результат: несколько метров. И это все. Несколько метров за три года. Мои ноги не хотят ходить.

Я киваю. Молча сижу какое-то время. Жду, что она продолжит.

— Дело не только в тренировках и желании. Хотя люди считают, что это самое главное. Словно можно превратиться в суперспортсмена, едва сев в инвалидную коляску. Они надеются, что нужно бороться и тренироваться, а потом раз — и побежал, и запрыгал, или, по крайней мере, начал играть за команду инвалидов-колясочников и принимать участие в Параолимпийских играх.

— Я имел в виду другое.

— Вот что люди не понимают, так это то, что все зависит от вида травмы. Существуют тысячи и тысячи нервных волокон, которые управляют нашими мышцами. Эти чертовски важные нити повсюду в нашем теле. Все дело в них, в этих микроскопически тонких нервных волокнах какого-нибудь жизненно важного нерва, который повреждается или зажимается. Если повезет, то есть шанс натренировать и восстановить мышцу. Нервные волокна могут срастись. Но такое происходит в первый же год. Если этого не случается, то ничего не выйдет. Никогда. Что бы ты ни делал.

— Это твой врач сказал, что у тебя нет шансов?

— Врачи не знают. Они стоят в белых халатах и смотрят на тебя. Замечают, есть ли прогресс или ты просто стоишь и трясешься. Их учат этому. Они просто делают свою работу: надоедают, звонят домой и ругаются, если отлыниваешь от занятий, ободряют, если сидишь в углу и ревешь, когда кажется, что все бесполезно. Благодаря их настойчивости находишь в себе силы не опускать руки.

— Так ты не сдалась?

— Я больше не верю в чудеса. Но я не прекратила заниматься. Я должна продолжать тренировки, как любой другой человек. Мне в каком-то смысле повезло. Позвоночник травмирован в самом низу. Чем выше травма, тем сильнее паралич. Но я не ломала позвоночник. У меня неполное повреждение.

— Что это значит?

— Это значит, что при ударе позвонки сжались. Но я больше не думаю о травме. Я хочу научиться жить заново, научиться жить в этом кресле. Вместо того чтобы мечтать, что однажды смогу ходить или танцевать.

— И как часто ты тренируешься?

— Один раз в неделю.

Я молчу. Ее ответ едва не приводит меня в бешенство: один раз в неделю! Это же совершенно бессмысленно. Просто пшик. Человек умрет от запора, если будет ходить в туалет раз в неделю. Но я сжимаю челюсти.

— Прости меня, — говорю я.

— За что?

— За то, что не знал, через что ты прошла. За то, что задаю тебе такие дурацкие вопросы.

— Ты правильно делаешь, Адам. Можешь и дальше задавать свои дурацкие вопросы.

Но тот самый вопрос, что как пламя жег мои губы, я так и не задал. Этот вопрос преследовал меня три года, будил по ночам, заставлял просыпаться в холодном поту и шептать: «Нет, Мари-Лу! Нет! Не делай этого!» Этот вопрос я так и не задал. Я снова проглотил его. Каждый раз, когда этот жгучий вопрос всплывает из глубины моей памяти, я проглатываю его со слюной снова и снова. Чувствую, как невысказанные слова шипят на языке, а потом превращаются в пар и растворяются в воздухе: «Мари-Лу, неужели ты на самом деле прыгнула с дерева?»