Леонид Билунов - Три жизни. Роман-хроника

Но ехать к морю было не на что.

— Бегать умеешь? — спросил вдруг тот, что постарше.

— Бегать? — удивился я. — Да я чемпион интерната на двести метров! А что?

И они рассказали мне свой план. У них давно уже все было обдумано, только никто из них не умел быстро бегать.

Вечерами, после начала последнего сеанса, все кинотеатры объезжает инкассатор на велосипеде. Он собирает выручку за день и отвозит в сберкассу. Инкассатор мужик в возрасте, на велосипеде он ездит быстро, особенно когда в горку, сумка с деньгами у него на правом плече качается, как живая, а в ней тысяч десять, не меньше — выручка с семи кинотеатров за два дня. Инкассатор объезжает точки три раза в неделю. Им все было известно.

Они собирались встретить инкассатора вдвоем на подъеме, когда тот с одышкой взбирается вдоль забора парка. Они бегут сверху ему навстречу, насвистывая какую-нибудь популярную песенку, чтобы не вызвать подозрений, а поравнявшись, вырывают сумку и бросают мне через забор. Там я ее хватаю и отрываюсь на моей чемпионской скорости. Завтра встречаемся на этом же месте — и к морю, на прохладу, на свободу, ветер в морду, волна в спину!

Все получилось не совсем так, как было задумано. Они вырвали сумку, перебросили через забор, и я умчал ее со скоростью, которой, может, раньше никогда не развивал. Но эти двое вместо того, чтобы разбежаться в разные стороны, бросились карабкаться в гору, в город, дыхания им не хватило, сзади надрывался пронзительный свисток инкассатора, сверху на них налетела подоспевшая милиция, схватила обоих, как несчастных лопухов, повязала, отвезла в отделение, и уже через час получила все мои приметы — рост, возраст, цвет волос и глаз, название и адрес моего спортинтерната.

В понедельник утром нас выстроили во дворе, и майор милиции дважды прошелся вдоль строя, заглядывая каждому в глаза и спрашивая, где был в воскресенье, чем занимался и с кем встречался. По второму заходу он выдернул из строя меня, хотя я отвечал на любые вопросы спокойно и обдуманно. Мою тумбочку и мою кровать обыскали, однако ничего не нашли. Но в последнюю минуту майор заглянул в умывальник. Между стеной и последним шкафчиком, под тумбой, была заткнута инкассаторская сумка — разумеется, пустая.

Целую неделю меня допрашивали с утра до вечера. Сначала в кабинете директора, потом в отделении. Первые дни в присутствии завуча, потом без него. Мне пришлось сознаться, что я нашел сумку под забором и принес в интернат из любопытства. Естественно, никаких денег там не было. Как так — не было?! Не знаю, не было, и все. А разве там должны были быть какие-то деньги?

На очной ставке с парнями я все отрицал, но квасная тетка меня тут же признала и принялась взахлеб расхваливать за смелость.

Постановлением депутатской комиссии меня отправили в детскую воспитательную колонию. Для несовершеннолетних суда тогда не существовало, достаточно было решения местных «народных» депутатов. Мой поступок был совершенно исключительным случаем, чрезвычайным происшествием для нашего спортинтерната. Я не знаю, остался ли директор на своем месте. Обычно их за это снимали. Признаться, чего совсем не жалею.

Деньги я оставил у Вали Новиковой дома на дне книжного шкафа, под журналами «Огонек» и «Работница», которые Валина мама давно уже прочла, но не хотела выбрасывать. Разумеется, я ничего Вале не сказал.

Когда я вернулся к себе через два года, я сразу же отправился к Вале. За это время мы даже не обменялись письмами, хотя я не мог ее забыть. Подходя к Валиному дому, я ее увидел. Она стояла возле входной двери, как мы простаивали с ней когда-то. Она выросла и стала девушкой. И была не одна. Рядом с ней, опершись рукой о стену дома, беззаботно болтал о чем-то веселом, к чему я давно не имел никакого отношения, высокий парнишка, которого я никогда раньше не видел. Прощаясь, они обнялись и поцеловались, как когда-то мы. Я повернулся и ушел, чтобы никогда больше не возвращаться к этому дому. О деньгах я в тот момент не думал. Что деньги? Интересно только, нашли ли они их? Верней, когда нашли, что подумали? И на что потратили? Денег было больше двенадцати тысяч рублей, сумма по тем временам огромная, фантастическая. Достаточно сказать, что двести рублей в месяц считалось очень хорошей зарплатой. Наверное, Валина мать тут же накупила своих любимых французских духов. И они укатили на море на целое лето.

А я впервые увидел море, когда мне исполнилось тридцать.

В тот же год я попытался разыскать Петра Петровича Гордиенко, бывшего библиотекаря Львовского спортинтерната. И вот что я узнал.