Тони Парсонс - Моя любимая жена

«Ее муж, — подумал Билл. — Можно сказать и так».

Интересно, а какие объяснения этот человек давал своей настоящей жене? Возможно, что никаких. Возможно, он не считал нужным что-либо ей объяснять. Не исключено, что здесь подобные отношения — в порядке вещей.

— Папа!

Не дождавшись ответа, Холли дернула Билла за рукав. Он отвернулся от окна и ласково провел пальцами по лицу дочери.

— Папа, ты знаешь, на какой планете мы живем? — снова спросила девочка.

В руках Холли держала довольно сложную конструкцию из веревочек, ваты, шариков и картонных кружков. Китаянка Дорис стояла поодаль и улыбалась, гордясь не по годам смышленым ребенком.

— В школе сделала, — пояснила Биллу ама. — Очень умная. Просто гениальная девочка.

Билл внимательно рассматривал болтающиеся веревочки и шарики.

— Это планеты, — подсказала Холли.

— Какая замечательная штука у тебя получилась, ангел мой, — улыбнулся Билл, продолжая разглядывать поделку Холли.

В тоненьких пальчиках дочери была зажата пробка от шампанского. К ней Холли привязала толстую шерстяную нитку. Нитка проходила сквозь дырочку в черной бумажной тарелке с приклеенными к ней золотыми звездочками. Должно быть, тарелка символизировала ночной небосвод или безграничные просторы космоса. Под тарелкой висели разноцветные шарики, вращавшиеся вокруг большого оранжевого картонного солнца.

Пальчик Холли указал на желтый шарик, волнообразно перепоясанный пурпурной ниткой.

— Это Сатурн, — со знанием дела произнесла девочка и коснулась шарика поменьше. — А это — Плутон. Он находится дальше всех от Солнца… Ну, тут ты, наверное, догадался: это Марс. — Холли устремила на отца сияющие глаза. Сейчас они были небесно-голубого цвета. — Я хотела сделать Солнце из желтого картона, а потом… почему-то взяла оранжевый.

— Знаешь, милая, по-моему, оранжевый даже лучше.

— А вот это — наша Земля, — продолжила рассказ Холли, качнув зелено-голубой шарик. — Мы на ней живем. И еще знаешь что?

— Что, радость моя?

Билл поймал себя на мысли, что в свои четыре года он ничего не знал о планетах. Да и сейчас, в тридцать один, его знания ограничивались лишь поверхностными сведениями.

— Самые яркие звезды, которые светят нам с неба, уже мертвые, — почти шепотом сообщила Холли, словно раскрывала отцу величайшую тайну мироздания. — Мы видим их свет и думаем, какие они красивые. А на самом деле эти звезды уже давным-давно умерли.

— Самые яркие звезды уже умерли? Холли, разве это возможно?

Билл хотел было поправить дочь, но промолчал. Похоже, она знала гораздо больше отца.

— Я сама об этом только недавно узнала, — добавила Холли, словно прочитав его мысли.

Дорис напомнила девочке, что перед школой обязательно нужно почистить зубы, и повела ее в ванную. Из спальни доносился голос Бекки. Она говорила по телефону со своим отцом. Билл взглянул на часы. В Шанхае — время утреннего завтрака, а в Англии около полуночи.

Бекка звонила отцу почти ежедневно. Когда Билл слышал, как жена произносит: «Привет, папуля», его охватывало жгучее чувство вины. Он своему старику отсюда еще ни разу не позвонил.

«Может, все-таки позвонить ему?» — думал Билл и, как правило, тут же прогонял эту мысль.

Ну, позвонит он, а дальше? Им будет не о чем говорить. Перебросятся незначащими фразами или того хуже — поцапаются из-за какой-нибудь ерунды. И оба сердито швырнут трубку, понимая, что расстояние ничего не изменило.

Когда была жива мать, все шло по-другому. Тогда у них была настоящая семья. Но вот уже пятнадцать лет, как нет матери и семьи тоже нет. Билл с отцом отчаянно старались сохранить родственные отношения, однако оба знали, что все равно дело кончится крахом. Двое мужчин — это не семья. Их двоих недостаточно, нужен связующий центр. А центр исчез. Осталось лишь множество острых углов. Избыток тестостерона, приводящего к нескончаемым стычкам. Споры вспыхивали по любому поводу, порой совершенно ничтожному. А потом Билл поступил в университет и переселился в студенческое общежитие. По выходным и на каникулах он работал, чтобы оплачивать свою учебу. Работа была вполне уважительной причиной, позволявшей не показываться дома. Биллу становилось грустно, когда он думал об этом. Но лучше грусть, чем ссора через пятнадцать минут после его появления в родном доме.

«А может, пригласить старика сюда? — подумал Билл, глядя, как лимузин Тигра медленно въезжает во двор и останавливается сразу за „девятьсот одиннадцатым“. — Пусть приезжает. Я показал бы ему все здешние достопримечательности. И Холли он давно не видел. Это со мной он цапается, а во внучке души не чает. Вдруг удастся залатать трещину?»