Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

В эту субботу и это воскресенье Тонкоструновы как никогда добры и внимательны к сынишке — бабушка его привезла, он с мамой и папой, и вот он купается в их любви. Они целуют его. Они его тискают. Тонкострунов — историк, и с какой-то выставки он приволок сынишке полную коробку маленьких глиняных римских легионеров. Он строит легионеров фалангами. Он объясняет сыну, как водил свои фаланги в прорыв Гай Юлий Цезарь. На пластиковой поверхности стола легионеры удерживают позицию, выставив вперед короткие мечи. «Я уйду, и Валя, конечно же, не отдаст мне сына. Но я буду навещать его как можно чаще. Я буду любить его… Я буду любить его, где бы я ни был», — думает, сглатывая ком, Тонкострунов и вновь тянется поцеловать сына и потискать.

Валя тоже сегодня задумчива. Валя взволнована. Валя Тонкострунова — инженер на фабрике елочных украшений, и в эту субботу она принесла сыну роскошные серебристые звезды.

— Мой дурачок оказался идиотом, — сообщает Светик.

— В каком смысле?

— В прямом: икону подарить он отказался. И романа со мной не хочет — он хочет на мне жениться.

— Развестись с Валей?

— Ну да.

Игорь Петрович присвистнул:

— И что же теперь?

— А ничего, болван. Я тебя предупреждала, что у меня может сорваться, теперь вступай в игру ты. И не увиливать — сегодня же ты с ней познакомишься.

— Я познакомился, — вяло сообщает Игорь Петрович.

— Умница!

— Но…

— Что — но?

— Мне совестно, Светик. Я вел с ней глупые и такие возвышенные разговоры — о психологии, о йогах, о первой любви…

— Продолжай в том же духе. А я буду встречаться с моим дурачком как можно чаще, чтобы Валя была посвободнее… Чтобы он не путался у вас с Валей под ногами, — ясно?

Игорь Петрович плохо спит, нервничает, на третий день он предпринимает попытку освободиться.

— Больше не выдерживаю, — говорит он утром, едва проснувшись. — Игра не по мне.

А Светик плотно завтракает.

— Она милая. Она нежная. И, ей-богу, — мне совестно.

А Светик завтракает.

— Светик, ты слышишь или нет — я выхожу из игры. У меня ничего не получится. Мы говорим с Валей о чем угодно, но не о постели и не об иконе.

— Валя Тонкострунова, по-видимому, порядочная женщина, притом молоденькая, и не будет говорить о постели.

— О чем же?

— Попробуй поговорить о замужестве.

— С ума сошла! Я, видишь ли, женат.

Светик смеется:

— До штампа в паспорте далеко… И вообще, я не понимаю, почему ты не попробуешь взять быка за рога, — попроси подарить икону или продать.

— Невозможно, Светик, — у нас слишком возвышенные разговоры.

— А ты попроси внезапно.

— Не могу.

— Но ты хотя бы ее целуешь, болван?

Игорь Петрович молчит. Светик продолжает завтрак. Игорь Петрович курит одну за одной. Еда не лезет в горло — он опять начинает жаловаться:

— Мне надоело говорить об итальянских фильмах. Меня уже тошнит от йогов и от тибетской медицины. Мне осточертело говорить о родстве душ…

— Мог бы и свое что-то сочинить.

— Я сочинил — я сказал, что я океанолог.

— И что морские звезды в океане тебе напоминают елочные украшения с ее фабрики?

— Да. Разве плохо?

— Погоди… а океанолог — это чтобы «уплыть» в долгую командировку и чтобы Валя, не дай бог, не стала искать тебя по всему городу?

— Да…

— Иди помой посуду. И свари кофе.

Игорь Петрович тащится к раковине, собирает вилки и ложки: жизнь начинающего спекулянта нелегка.

Светик выкуривает после завтрака сигарету. Ждет кофе.

— Светик. Но ведь дело нешуточное — вдруг они разведутся?

— Едва ли. А если и разведутся, тоже неплохо — они поделят имущество, икона перейдет либо ему, либо ей.

— Ты, Светик, циничная баба.

Светик смеется — она же балагурит, это же утреннее балагурство, никак не больше. Светик стоит у зеркала. Она расчесывает волосы.

— Не вздыхай и не мучься. И шутки в сторону — сегодня вечером ты придешь к Вале домой.

— Я?

— Да. В гости. Позвони — и напросись.

— А муж?

— Подумать только, что сделалось с мужиками, — трус на трусе! Не робей — мужа не будет. Муж вечером поедет за город к сестре.

— Зачем?

— Он поедет посоветоваться с сестрой — разводиться ему или нет.

— Ч-черт!

Валя Тонкострунова взволнована — Игорь Петрович звонил ей уже дважды, и вот она его ждет. Он ей жаловался на жизнь, сказал, что он в депрессии и что его одолевает навязчивая идея — он день и ночь думает о своей юношеской (неудавшейся) любви. «Но чем же я могу помочь?» — в отчаянии спросила Валя. «Мне поговорить не с кем». — «Приходите», — прошептала она и бросила трубку.