Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

Игорь Петрович мрачно вздыхает:

— Мы сделали зло, Светик.

— Чего тебе?

— Я говорю, зло сделали — развалили семью ни за что ни про что.

— Не ной. Мы не виноваты — мы собирались завести обычный романчик на стороне, разве нет? — Светик чертыхается: — Ума не приложу, как мы теперь добудем икону.

Она закуривает.

— Похоже, и впрямь придется их развести и получить божью матушку в одной из двух половин. После раздела имущества в суде.

— Без меня. Я не играю, — отрезает Игорь Петрович.

— Да я пошутила, дурачок.

Оба невеселы. Как ни тонок расчет, когда имеешь дело с незнакомыми людьми, получается перекос. Какая-то ниточка из расчетных и хорошо расчисленных непременно рвется. Светику ли не знать!

— Не угадать тебе, что меня волнует, — продолжает Светик. — Почему мне раньше не попался в жизни такой Тонкострунов? Ведь какой муж!.. И человек мягкий, добрый. Глуповат, конечно, но моего ума нам на двоих как-нибудь хватило бы, а?

Игорь Петрович мрачно кивает:

— Еще и на меня бы немного осталось.

— Шутишь — а ведь я не шучу. Я всерьез о Тонкострунове.

— Ну так и займись им, а мне пора к жене и к дочке.

— Ох, не знаю…

Некоторое время оба молчат.

Прищурив глаза, Светик разглядывает свою левую ладонь: жизненная ситуация готова скакать и развиваться теперь сама собой, — хоть к гадалке беги, карты бросить.

А Валя Тонкострунова в этот же вечер сидит на приеме у районного невропатолога. На ней нет лица. Она комкает платочек.

— Что скажете?

А она молчит.

— На что жалуетесь?

Она молчит. Наконец она кое-как подбирает слова — она хотела бы просить врача, да, да, она просит его, чтобы он вызвал на прием ее мужа, Тонкострунова, и как-то мягко подготовил его… Мягко и заботливо подготовил его нервную систему к тому, что Валя Тонкострунова уйдет от него к другому мужчине…

— Наконец-то я хоть что-то понял, — смеется врач. — Значит, к другому, да?

Валя кивает — да, она боится, как бы с мужем после этого известия не стряслась беда. Она боится, как бы он не сделал с собой что-то плохое. «Он может не вынести. Он так меня любит… Он…» И бедная Валя плачет, комкая платочек.

— Вот что я тебе скажу, — говорит невропатолог, здоровенный и громадный мужчина, — не так уж меня твой муж волнует во всей этой истории. Ты меня волнуешь.

Валя всхлипывает.

— М-м… Ну и что же — ты уже с ним?

— С кем?

— Откуда мне знать с кем — с тем, с кем ты собираешься наставить рога своему мужу.

Это звучит ужасно грубо. Валя Тонкострунова плачет:

— Я… я не хочу… рога…

— Знаю, знаю. Никогда не изменяла. Никогда не ссорились. Жили дружно. Смотрели телевизор…

— Я никогда… рога…

Она плачет. Невропатолог пожимает плечами. Ему жаль ее. Он смотрит на нее, как на инопланетянку. Крякнув, он встает и подходит к ней. Он успокаивает ее. Он гладит ее по головке. «Не волнуйся, девочка. Не волнуйся. Я постараюсь что-нибудь придумать. Поверь — все наладится само собой». Он выписывает ей валерьянку, и это все, что он может придумать.

Вечер. Валя уже понимает, что дальше так жить нельзя: она решается сказать мужу. Он приехал от сестры. Он уже поужинал. Валя протягивает руку и убавляет звук (они смотрят телевизор), — она решительно набирает воздуха в грудь и поворачивает к мужу бледное лицо. Она хочет, чтобы он простил ее…

Но как раз тут Тонкострунов говорит:

— Валя. Ты должна простить меня; понять и потом простить, — он сглатывает тяжелый ком, — я… я, кажется, здорово влюбился.

— Что?

— Влюбился… Полюбил.

На экране показывают Север — показывают тонконогих бегущих оленей. Звучит еле слышно музыка Чайковского. Тонкострунов сидит и ждет приговора — он все сказал. Он никогда не обманывал и не обманывает сейчас.

Когда с оленями на экране покончили и пошли бескрайние снежные просторы, решается сказать Валя. Она говорит:

— Кажется… я тоже полюбила.

Оба долго молчат. Все силы ушли на сказанное. Оба опустошены и потрясены.

Весь следующий день у себя на работе Валя Тонкострунова задумчива и как бы больна — она бродит по цеху, потом мастерит (как всегда, из отходов производства) игрушку для сына. Она рассеянна: она мастерит зайца и приделывает к нему голову оленя. В игрушке появляется что-то языческое. Валя — инженер, и кто-то из ее товарищей, из молодых инженеров, спрашивает шутя, с какой это стати у зайца такие пышные рога. «Рога?» Вале Тонкоструновой послышался намек, она вспылила, и молодой инженер полдня извинялся, не понимая, чем это он так ее обидел.