Виктор Ротов - И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского - Воспоминания

Соперничество в любой области творчества и деятельности людей — это двигатель творческого порыва. Ненависть же к преуспевающему — от черной зависти. А зависть, как и злость, — признак бессилия. Мало того, зависть сушит душу, зависть сжигает, зависть, наконец, унижает и уничтожает человека. Или им все дозволено? Нет, господа хорошие, хоть вы и богоизбранный народ, и Бог милостив,

но все это до поры до времени. Ибо им, Богом, назначен Судный День. Отнюдь не за добрые дела. Именно за талмудистские завихрения.

Неприятие талмудистами Знаменского началось давно. Как только четко проявилась его гражданская позиция. Местные талмудисты дали команду «фас», и началось. Особенно злобно и почти открыто выступили они, когда писатель пробивался со своим романом «Красные дни», впоследствии получившим всенародное признание и Государственную премию.

Расскажу об этом подробнее на правах одного из первых, кто узнал о том, что А. Д. Знаменский пишет новый роман. На правах одного из первых авторов, кто написал о трудном прохождении рукописи сквозь цензурные «рогатки». Моя статья под названием «Трудные дни “Красных дней”» была опубликована в газете «Кубанские новости» 22.02.1997 г., а затем я включил ее в книгу «Ближе к истине». Процитирую ее частично:

«Я пришел проведать его в больницу. Это было лет пятнадцать тому назад. Он чувствовал себя уже сносно, а потому мы вышли в прибольничный скверик, сели на лавочку, поговорили о том о сем. И вдруг он стал рассказывать, что пишет новый роман о гражданской войне, о командарме Миронове. Кто такой Миронов, я в то время понятия не имел. Ибо в СССР знали двух командармов — Ворошилова и Буденного. Но, оказывается, был еще третий — Миронов Филипп Кузьмич. Донской казак, лихой рубака, любимец донского казачества. Из простонародья поднялся до командарма. Причем назначен был на эту должность по рекомендации самого Ленина. Воевал за Советы. После был рекомендован, опять же Лениным, на пост инспектора казачьих войск при ВЦИКе. Выехал в Москву за назначением, но к месту не прибыл. Как только появился в Москве — был арестован по интриге Троцкого и К° и злодейски убит во внутреннем дворике Бутырской тюрьмы во время одиночной прогулки» (Версия).

— …Фигура ярчайшая! — заметно волнуясь, рассказывал Анатолий Дмитриевич. — Похлеще Ворошилова и Буденного… Кстати, некоторые славцые дела его они приписали себе…

Как этот роман, так и присуждение премии им. М. А. Шолохова стали реальностью вопреки воле и интригам талмудистов. Чудо из чудес, какие может творить только Россия. Только русские.

В литературном отношении роман не блещет. Об этом говорил и сам Анатолий Дмитриевич.

— Это скороспелая публицистика. Я торопился поскорее положить информацию на бумагу. На меня давил огромный материал, оказавшийся в моих руках. Было бы преступлением пренебречь хотя бы одним фактом, одним документом. Надо было выплеснуть, запечатлеть все. А потом уже… Если доживу до второго издания, то почищу и стиль, и язык.

Не дожил. Скончался на подъеме творческих сил. Ему «помогли» в этом наши местные талмудисты. Один из них — никто Канашкин, называющий почему‑то себя литературным критиком. Меня он полоскает в своих поганых, бездарных книжках с приставкой «некто» — некто Ротов; поэтому отдаю ему должное — «никто» Канашкин. Критик — самозванец, окололитературный прохвост, которого к литературе нельзя подпускать на пушечный выстрел. Таким был категорический вердикт писателей после первой же его критвыходки. Ибо как можно писать критику на то или иное произведение, того или иного автора, не читая произведения? А просматривая его по «диагонали», руководствуясь личными пристрастиями: угоден ему, неугоден человек. Именно на этом «диагональном чтении» поймали его писатели. И Знаменский в том числе. Он и сказал ему об этом в резкой форме, присущей писателю в таких случаях. Он терпеть не мог профанации, фальши и вообще непорядочности. Ведь это окололитературное чудо думало, и думает до сих пор, что никто ничего не поймет в его литкритической дрисне. Но его раскусили сразу. И дали полный отлуп от писательской организации. Но на нашу беду, народ у нас отходчивый: приняли в Союз писателей, и даже сделали редактором альманаха «Кубань». Говорят, к тому приложил руку и сам Знаменский. За что получил потом от него «фраера». Судился с ним.

Дальше — больше: во дни разгула дерьмократии сей прохиндей «выменял» как‑то редакционные комнаты на двухкомнатную квартиру и присвоил ее. Об этом я писал в «Литературной России». А с него как с гуся вода. Блымает своими бесстыжими глазами. Тайком от писательской организации приватизировал альманах «Кубань»; увел в неизвестном направлении, по словам коллег, — в направлении загородной дачи, имущество редакции. Дело дошло до того, что в отчетном докладе П. Е. Придиуса сей окололитературный несун был недвусмысленно назван «вором в прдфессорской мантии». При всем честном народе.