Виктор Ротов - И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского - Воспоминания

Его терзали за «Красные дни» до последнего дыхания. В открытую и подспудно. И продолжают терзать посмертно. Словно черви могильные. Как‑то выступила наша окололитературная газетенка «Литературный Краснодар». Гробокопателям неймется, они и в могиле его достали. Никак не могут простить ему «Красные дни». Мол, Троцкий (Бронштейн) не виновен в гибели Миронова. Мол, выдумал все Знаменский. Хотя ссылается на документы. Мол, проверяли в «Ленинке» по книге посещений: не был Знаменский в библиотеке им. Ленина. (Как будто в других местах не могут храниться документы). Он и не ссылается на документы «Ленинки». Он ссылается на живые документы, которые ему принесли мироновцы.

По этому поводу завязалась настоящая перепалка между автором этой гробокопательской цидульки и мной на страницах «Литературного Краснодара» и «Кубанских новостей». Причем первая публикация критика «Красных дней» прошла под псевдонимом, как и принято у этой трусливой публики. Но по тону и манере нетрудно было установить автора. И свой «ответ» я уже адресовал конкретно ему, чьи уши торчали в этой гнусности. В ответ последовал вообще провокационный вопль. Уже за подписью конкретного лица. Не буду называть его имени. Сей апологет идей Троцкого (Бронштейна) ни с того ни с сего задался вопросом: «…Может, Ротов встанет в защиту и Сталина?». На что я ему ответил: «Будете наглеть и дальше, можете породить второго, третьего, пятого, десятого Сталина. И так будет до тех пор, пока не угомонитесь со своими претензиями на всемирное господство». После этого «полемист» из «Литературного Краснодара» заткнулся.

А теперь несколько слов о том, что же так раздражает троцкистов в романе А. Знаменского «Красные дни»? Что может раздражать эту публику? Все то же: правда. Особенно, когда эта правда припирает их к стенке. Правда «Красных дней» достала их до печенок. Посыплю и я «соль на рану»: процитирую некоторые места из письма сына Ф. К. Миронова. Оно датировано 4 января 1984 года.

«Незадолго до своей смерти в Москве, — пишет сын Ф. К. Миронова, — Н. В. Суетенкова, вторая жена отца, писала мне: «…Я знаю, так как жила вместе с Вашим отцом, что между ним и Владимиром Ильичем (Лениным) велась переписка, и Филипп Кузьмич часто рассказывал мне о встречах с Лениным до и после саранских событий. Он восхищался Лениным. И теперь, когда прошли десятилетия, я вижу, что многие черты характера Ильича, которые он отмечал в нем, были присущи ему самому, как то: любовь к правде, гуманность, непримиримость к врагам народа, пренебрежение к личным благам и т. п. Ленин для Филиппа Кузьмича был высшим эталоном человеческой мудрости и морали.

Вы знаете, что 30 марта 1921 года Филипп Кузьмич написал из Бутырки большое письмо в адрес Калинина, Ленина, Каменева, Троцкого с просьбой вмешаться в его судьбу и выяснить причину его заключения в бутырскую крепость, поскольку он не признает за собой никакой вины перед партией и Советским государством; ускорить его освобождение.

Однако это письмо, как и другие, написанные раньше, в руки адресатов не попало и было перехвачено троцкистами в Москве. Точно так же не попала в руки Ленина и телеграмма Фрунзе, в которой он просил его разобраться в деле Миронова, имевшего на Южном фронте «исключительные заслуги в разгроме Врангеля». (Написано по оригиналу).

Я начал цитирование статьи А. Ф. Миронова, сына командарма, с письма Н. В. Суетенковой, второй жены Ф. К. Миронова. Сделал это преднамеренно. Потому что она упоминает о неких «саранских событиях».

Дело в том, что именно с Саранска начались беды Ф. К. Миронова, откуда он «самовольно» выступил с частями Донкорпуса на фронт. Я подчеркнул слово «фронт», потому что фронт — это не тыл, где устраивают себе передышку — отдых войска. Мало того, именно это его выступление выровняло и стабилизировало обстановку на фронте. И было продиктовано необходимостью боевого маневра, а не стремлением «расслабиться на зимних квартирах». Вот за это он и попадает под так называемый Балашовский процесс (трибунал). Обвинителем на этом процессе выступал Ивар Смилга, единомышленник Троцкого (Бронштейна). Под диктовку Льва Давыдовича, которую тот слал шифрованными телеграммами.

Обвиняя Миронова во всех смертных грехах, Троцкий и иже с ним, в лице Миронова, по сути дела, обвиняли все казачество. Результат: смертный приговор ему и еще десяти его подчиненным из комсостава корпуса. За нарушение, якобы, воинской дисциплины. А на самом деле за то, что Ф. К. Миронов своим выступлением из Саранска предотвратил предательство «иудушки» Троцкого.