Акутагава Рюноскэ - Избранное

За это время Сусаноо всего раз видел ее. У источника рано утром. Девушка, поставив глиняный кувшин на голову, как раз собиралась уходить из-под белых камелий вместе с другими женщинами. Увидев его, она презрительно скривила губы и высокомерно прошла мимо. Он, как всегда, покраснел, но в глазах его застыла невыразимая печаль. «Я — глупец. Эта девушка даже в другом рождении ни за что не станет моей женой»,— подумал он, и это близкое к отчаянию чувство долго не покидало его, но молодой пастух не принес еще плохого ответа, и это вселяло в Сусаноо какую-то надежду. Целиком положившись на этот неведомый ответ, Сусаноо решил больше не ходить к источнику, чтобы не растравлять свое сердце.

Однажды на закате, проходя берегом Тихой небесной Реки, он увидел молодого пастуха, купающего коня. Пастух был явно смущен тем, что Сусаноо его заметил. И Сусаноо, почему-то не решаясь сразу заговорить с ним, молча стоял в луговой полыни, освещенной лучами заходящего солнца, и глядел на блестящую от воды вороную шерсть коня. Но молчание становилось нестерпимым, и Сусаноо, показывая пальцем на коня, заговорил:

— Хороший конь! Чей он?

— Мой! — гордо ответил пастух, взглянув наконец на Сусаноо.

— Твой? Гм...

Проглотив слова восхищения, Сусаноо снова умолк. Пастух не мог более делать вид, что ничего не знает.

— На днях я передал твою яшму,— нерешительно начал он.

— Передал, значит! — обрадовался, как дитя, Сусаноо.

Встретившись с ним взглядом, пастух поспешно отвел глаза и, нарочно удерживая лошадь, бьющую копытами о землю, повторил:

— Передал...

— Ну вот и хорошо.

— Однако...

— Что «однако»?

— Она не может сразу дать ответ.

— Можно и не спешить,— бодро сказал Сусаноо и пошел по речному лугу, подернутому вечерней дымкой, как будто у него не было никакого дела к пастуху. А в душе его поднималась волна небывалого счастья.

Все его радовало: и полынь на речном лугу, и небо, и распевавший в небе жаворонок. Он шел с поднятой головой и иногда разговаривал с едва различимым в вечерней дымке жаворонком:

— Эй, жаворонок! Ты, наверное, завидуешь мне. Не завидуешь? Тогда почему же ты так поешь? Ответь мне, жаворонок!

Несколько дней Сусаноо был счастлив. Правда, в селении появилась новая песенка неизвестного сочинителя. Песенка была о том, что безобразный ворон полюбил красивую лебедушку и что он стал посмешищем для всех птиц на небе. Сусаноо огорчился, будто сияющее счастьем солнце закрыла туча.

Но, испытывая небольшое беспокойство, он все еще пребывал в счастливом сне. Он верил, что прекрасный лебедь уже откликнулся на любовь безобразной вороны, и птицы в небе не смеются над ним, как над глупцом, а, наоборот, завидуют его счастью. И он верил этому.

Поэтому, когда он снова встретился с пастухом, он не хотел слышать иного ответа, чем тот, который ждал.

— Так ты передал яшму? — напомнил он пастуху.

— Передал,— ответил пастух с виноватым видом.— А ответ...— замялся он. Но Сусаноо достаточно было и того, что он передал. Он не собирался спрашивать о подробностях.

Несколько дней спустя, ночью, Сусаноо шел не спеша по улице селения, освещенного луной. Он направлялся в горы, надеясь поймать какую-нибудь птицу, спящую в гнезде. Навстречу ему в легком ночном тумане двигался человек, играющий на флейте. Сусаноо вырос дикарем и с детства не питал особого интереса к музыке и пению, но тут, весенней лунной ночью, напоенной ароматом цветущих кустов и деревьев, он с бурной завистью прислушивался к прекрасным звукам флейты.

Они подошли друг к другу совсем близко, так, что уже можно было различить лица, но человек продолжал играть, не глядя на Сусаноо. Уступая ему дорогу, Сусаноо увидел его красивое лицо в сиянии луны, стоящей почти в середине неба. Сверкающая яшма, бамбуковая флейта у губ — да это тот самый высокий красавец! Сусаноо знал, что это один из его врагов, презирающих его за дикость, и хотел было пройти мимо, высокомерно подняв плечи, но, когда они поравнялись, что-то привлекло его внимание — на груди юноши в ясном свете луны светло сияла его голубоватая магатама — подарок матери.

— Постой-ка! — сказал он и, внезапно приблизившись к юноше, схватил его сильной рукой за шиворот.

— Ты что? — вскричал, покачнувшись, юноша и изо всех сил стал вырываться из рук Сусаноо. Но сколько он ни изворачивался, Сусаноо крепко держал его за воротник.

— Где ты взял эту яшму? — свирепо рявкнул Сусаноо, сдавливая юноше горло.