Мария Спивак - Твари, подобные Богу

Мурашов разместил заказ существенно больше обыкновенного.

Протопопов сообщил об удаче Главному и как бы невзначай напомнил:

— Только он у нас получает не десять процентов, как все, а пятнадцать.

— Помню-помню, — сверкнул веселым взором Главный. — Родина ценит своих героев.

— Пусть Иван, когда вернется, организует «переправку». Мне с этими делами путаться неохота.

— Ага, ага, — рассеянно буркнул Главный, быстро теряя интерес.

Протопопов не уходил, мялся. Главный вопросительно вскинул глаза:

— Выкладывай.

— Да, знаешь… Даже не знаю, говорить или нет…

— Говори, раз начал. Я тебя знаю: если б не собирался, не топтался бы тут. Давай, не тяни кота.

— Да неприятно как-то… Сначала думал, промолчу, не мое дело… но… дело-то у нас как раз общее…

— Рожай наконец!

— Понимаешь… я тут встречался с Мурашовым… по старой дружбе, он, когда в Москве, всегда приглашает куда-нибудь, а я стараюсь не отказываться, поддерживаю отношения… — Они и правда встречались; Мурашов приезжал показать младшей дочке столицу. — Ну вот. Посидели, то-се за жизнь, потом на бизнес съехали… про акцию мою поговорили, чего он, кому и сколько впарил… Выпили порядком…

— Короче, Склифосовский.

— Короче, он проболтался, что из пятнадцати процентов в его контору идет десять, как раньше, а пять они с Ванькой между собой делят. Больше года уже.

У Главного сделалось страшное лицо. Протопопов оробел, но мужественно продолжил:

— Ты бы выяснил…

— А чего выяснять! — саданул кулаком по столу Главный. — Я, еще когда он пришел Мурашову прибавку просить, нечистое заподозрил! Только Ваня же у нас честненький-благородненький, ничем не запятнанный! Вот я, идиот, уши и развесил… Ну все, хана Ивану! Урою.

— Подожди «урою», проверить надо, доказать…

— Щас! Во-первых, замучаешься доказывать! А во-вторых, у меня что, Страссбургский суд? Нет, у меня, — Главный сделал впечатляющую паузу и с неподражаемым сарказмом объявил: — частная лавочка! Что хочу, то и ворочу! И мелочь у себя по карманам тырить не позволю. Его что, плохо кормили? А он?… — Главный в порыве возмущения смел на пол какие-то бумаги.

Протопопов, опасаясь навлечь гнев уже на себя, с притворной робостью принялся защищать Ивана, лопотал о справедливости — и добился желаемого: упрямый и вздорный Главный готов был уволить Ивана сию секунду, заочно.

— Дыма без огня не бывает, слыхал? — в качестве решающего аргумента бросил он и в упор посмотрел на Протопопова. На том немедленно если не загорелась, то задымилась шапка, но он геройски вытерпел взгляд и серьезно покивал: да, да. Ну и люди. Кошмар, с кем приходится работать.

Минуту спустя напряжение спало, и Протопопов, с суеверным ужасом понимая, что вот сейчас, на его глазах и по его слову вершится дело государево, воскликнул про себя — патетично, в стилистике школьного курса русской литературы:

«Эх, Россия, Россия! Как была дикая, так и останешься! Где еще мыслимо подобное беззаконие и самодурство?»

Он случайно присутствовал при увольнении своего врага. Жалел его, и почти не радовался победе. Ему хотелось во всем признаться, засмеяться, хлопнуть Ивана по плечу, воскликнуть: «Я пошутил!». И уехать гулять с Никсоном. Но, конечно, он этого не сделал.

Он зашел к Главному по делу и застал там недавно вернувшегося из командировки Ивана. Главный раздраженно спрашивал про кого-то из заказчиков:

— Ну, и что у них сейчас? Оборудование поставлено? Платежка пришла?

Иван, еще не понимая, какие тучи над ним сгустились, но уже заюлив голосом, ответил:

— Точно не могу сказать, сейчас пойду к себе, выясню, позвоню. Я же только приехал…

— А Интернет на что? Первым делом такие вещи надо выяснять! Первым делом! И чего я вас держу, дармоедов! Ты что, не понимаешь, мне эти сведения нужны срочно!

Иван виновато скукожился, но видно было: обиделся, еле сдерживается. Протопопов прекрасно понимал, что с ним творится. Да, нападки несправедливые, но все, кто работал с Главным давно, знали, скольких он выкинул под горячую руку. Лавочка-то и правда частная, жаловаться потом некому. Приходилось терпеть.

Протопопов видел, что Главный разогревается для решительного удара, и в ожидании потасовки стоял у двери слегка развязной Фемидой — в суровом молчании, но словно бы крутя на пальце весы. На «подсудимого» он старался не смотреть.

Главный был грозен. Протопопов про себя позабавился, придумал загадку. Что такое: Иван не Грозный, а грозный — не Иван?