Мария Спивак - Твари, подобные Богу

Антон по видимости соглашался, но смотрел грустно, и было ясно, что от ее слов в нем зреет сопротивление всей мировой аморальности в целом — и этого не перебороть, хоть соверши на его глазах самосожжение на Красной площади.

Исчерпав разумные, с ее точки зрения, доводы, Лео отчаянно воскликнула:

— Но ведь я же твоя жена, в конце концов! — и по раздражению, скользнувшему по лицу Антона, поняла, что попала в точку.

Именно эта формальность, а не любовь и не страсть, приковывала к ней ее правильного мужа. А ребенок приковывал к Наташе.

Лео стала понятна еще одна вещь — ужасная! Антон и от нее ждал открепительного талона. Чтобы разозлилась, раскричалась, выгнала — и он, сжав зубы, пошел бы страдать и страдал бы до конца дней. А скажи ему такое — высмеет. Ибо хочет, чтобы ситуация оставалась неразрешимой и они дружным тройственным союзом вечно висели между молотом и наковальней.

Оттого и разозлился на ее «козырь».

Впрочем, формально они спорили о том, встречаться всем вместе или нет. Антон настаивал, Лео не соглашалась: «О чем мне с ней говорить?». Ребенок в животе требовал прекратить шум. И добился, наконец: Лео вспомнила о своем положении и решила поступить как нормальная женщина. Резко остановилась — а то расхаживала, как маятник, — схватилась за живот, сделала испуганное лицо, медленно прошла к дивану и осторожно села.

— Что, что? — испугался Антон. Бросился к ней, встал у дивана на колени.

— Не знаю… Так, нехорошо что-то… голова закружилась. — Она ласково потрепала его по волосам. — Антошка… я ужасно устала… разговор дурацкий… давай сделаем перерыв…

И она позволила своим пальцам легонько пробежаться по его щеке и погладить губы.

Это, конечно, временно изменило ход истории и повернуло вспять реки — что-что, а страсть их была безоговорочна, и под ее чарами Антон волшебно преобразился. Лео почувствовала: перевес на ее стороне, и прошептала ему в ухо:

— Ладно, встречусь с твоей Наташей. Только помни, что я твоя жена, ты мой муж, нам друг без друга не жизнь, и я ей об этом скажу.

Антон в ответ крепко прижал ее к себе и благодарно поцеловал, и Лео без слов поняла: это благодарность не за согласие, а, так сказать, за готовность сражаться вместе с ним. Боялся, что придется воевать одному, а она, как генералиссимус, будет сидеть ждать победы. Хотя, ей-богу, сражения ни к чему, достаточно набраться храбрости и объявить Наташке свое решение. Но, видно, в таких делах все мужики одинаковы, умные, глупые, сильные, слабые, зеленые…

Когда они вернулись из иного измерения, Антон спросил:

— Так когда ты готова встретиться?

— Да хоть сегодня! — ответила смелая Лео: надо ковать железо, пока горячо, пока Антон прилеплен к ней, как одна плоть. — Позвони, пусть приезжает.

— Нет, знаешь… лучше я съезжу… тут недалеко, — забормотал Антон, словно опасаясь возражений. — Так лучше.

— Почему это? — вскинулась Лео. Она с трудом сдерживала возмущение: скажите, какая забота!

— Наташа Москву не знает, будет нервничать по дороге, а она все же… сама знаешь, словом, мало ли что случится.

— Пожалуйста, поезжай. — Лео холодно отстранилась.

— Клепкин, милый, ну что ты? Что за ревность? Я тебя люблю! Но нельзя ведь так… не по-человечески. Все равно придется наши дела разруливать. Не можем же мы с тобой навсегда тут запереться.

«По мне, так очень даже можем», — подумала Лео, — «а Наташка пусть рулит куда хочет. Не пропадет. Она же кремень, не человек».

Но вслух сказала:

— Да, ты прав. Давай, собирайся.

Они долго прощались, целовались, шептали друг другу нежные словечки. Теперь Лео стояла у окна — Антон сию секунду должен был появиться. Ага, вот — вышел из-за угла. И сразу, еще не увидев ее, начал махать рукой. Дурачок. Все плохие мысли улетучились, в груди защемило от любви. Лео тоже замахала, а он так и шел к шоссе, не глядя перед собой, выворачивая голову вбок, потом назад. Бестолковый, под машину не попади! Лео принялась махать по-другому: на дорогу смотри, на дорогу! Он не понимал, поминутно оборачивался с глупой улыбкой и со стороны выглядел, прямо сказать, нелепо.

Он дошел до середины перехода и остановился: пешеходам загорелся красный. Антон, пользуясь паузой, обернулся на окна Лео — ее саму вряд ли видел, — и стал прикладывать руки к груди, изображая, будто, как птичку, посылает ей свое сердце.

— Да что распрыгался, зеленый сейчас, — проворчала вставшая рядом бабка и, намеренно или нет, ткнула ему под колени тяжелой сумкой.