Георгий Кублицкий - Три нью-йоркских осени

На плакатах было написано: «Побьем Джонсона дважды — нам не нужен такой сенатор», «Джонсон предал нас!», «Джонсон — иуда!», «Джонсон перекинулся в лагерь янки», «Янки, гоу хоум!»

Предвижу недоумение читателей. «Перекинулся в лагерь янки», «Янки, убирайтесь домой»?! Ведь так пишут на плакатах в тех странах, где американцы — непрошеные гости. Разве Техас не Америка?

Техас — это Юг. Когда рабовладельческий Юг воевал против Севера, южане называли северян «янки». Лишь значительно позже так стали называть американцев вообще. Теперь Даллас напоминал Джонсону, что, поддерживая Кеннеди, он может стать для «бешеных» Юга почти таким же ненавистным «янки», как и сам Кеннеди.

Побледневший кандидат в вице-президенты едва ли ожидал такой встречи. Взяв под руку жену, он направился ко входу в отель. Но вестибюль был полон молодыми людьми, которые скандировали хором:

— Джонсон, убирайся, мы хотим Никсона!

Джонсон оказался перед живой стеной. Один из помощников сенатора бросился было за полицией — конечно же, возле отеля этих бравых ребят не оказалось. Но Джонсон остановил его и тихо, однако так, чтобы кругом слышали, сказал:

— Подождите, мы уладим все без полиции. Не хочу верить, что у моих сограждан настолько плохие манеры, что они не пропустят жену и меня.

Толпа нехотя освободила узкий проход. По нему под вой и крики будущий вице-президент прошел в зал, где его, напротив, встретили аплодисментами.

Три года спустя в Даллас приехал с женой президент Кеннеди. «Кажется, нас ждет здесь дружеский прием», — сказала Жаклин Кеннеди. Пуля убийцы помешала президенту согласиться с ней.

Словно герои жюльверновского «Завещания чудака», носились главные действующие лица кампании в сумасшедшей гонке из штата в штат. Только не жребий гонял их, а потные азартные стратеги «накуренных комнат», не брезгающие и крапленой картой. Это они, партийные боссы, определяли, куда еще в погоне за голосами полетит самолет Кеннеди, где, в каких местах должны еще увидеть улыбку Никсона.

Скорее! Скорее! И грохочет никсоновский поезд, кидая на стрелках из стороны в сторону вагоны, где осунувшаяся Пэт кладет грим, где девяносто советников возятся над сводками с мест и перелицовкой, освежением никсоиовских речей, где скучающие репортеры режутся в покер.

Грохочет поезд. Что там впереди? Смитборо? Сколько жителей? Полторы тысячи? Обойдутся без митинга! Замедлим ход, пусть Дик с сожалением разведет руками, высунувшись из окна. Митинг будет в Смитсоне: семь тысяч жителей, много сторонников Кеннеди. Митинг на полчаса, речь о маленьких людях в маленьких городах. Пэт может остаться в вагоне…

Носятся поезда, с ревом взлетают реактивные самолеты. Оба кандидата измотались до последней степени. Никсон стал заговариваться. «Мой соперник Лодж мелет чепуху», — сердито брякнул он вдруг на одном митинге. Конечно же, он хотел адресовать эту реплику Кеннеди.

Кандидат демократов, кажется, все же лучше сохранил силы для последнего рывка, научившись мгновенно засыпать в самолете. И потом — строгая диета спортсмена: чашечка томатного супа, несколько галет, фруктовый сок.

Никсон объехал все пятьдесят штатов, покрыв 64 тысячи миль. Кеннеди не успел побывать в шести штатах. Последние дни не обошлись у него без неприятностей. На митинге в Чикаго охрана заметила двух подозрительных людей. Полиция арестовала их. Один назвался Крусом, другой — Дэбни. Оба были вооружены револьверами. «Пустяки, отпустите их», — попросил Кеннеди.

Кажется, ничто не доставляло таких страданий кандидатам, как рукопожатия. Никсон применял «двуручную технику» — здоровался с избирателями двумя руками сразу, — и тем не менее его правая рука сильно распухла. Правая рука Кеннеди висела как плеть. Кандидатов утешали тем, что тому из них, кто попадет в Белый дом, не станут докучать рукопожатиями.

И тут я сделаю небольшое отступление

— Там каждый может пожать президенту руку. Любой чиновник или фермер. Даже мастеровой.

Это я узнал в детстве от своего крестного, лесного ревизора Аксакова. Он слыл большим либералом «Я плохо понимал тогда, что такое либерал (да, признаюсь и сейчас не очень понимаю). Бабушка, наслушавшись речей либерального крестного, сулила мне, что когда я вырасту, то буду « празидентом русской республики». Бабушка говорила « празидент », потому что была она рыбачкой из низовьев реки Томи и грамоте ее обучил дед, пришедший в Сибирь по этапу.