Георгий Кублицкий: Три нью-йоркских осени

— Постой, — сказал приятель. — Ведь у тебя не весь Манхэттен. Давай-ка «посмотрим еще раз твой листок.

И мы принялись обводить на плане названные в листке авеню — продольные проспекты, стрит — поперечные улицы и роуд — дороги, пересекающие зеленый прямоугольник парка в центре острова. Отведенный нам участок занимал лишь часть центральной части центрального района города. По площади это была одна шестидесятая или одна восьмидесятая всей территории Нью-Йорка.

Из продолговатой туши острова нам вырубили кусок таким образом, чтобы мы не могли попасть в места массовых собраний и митингов, например в Мэдисон сквер гарден. Возле него граница делала обходной излом, оставляя этот зал за доступными нам пределами. То же было с Колизеем. Под запретом оказалась большая часть Бродвея и… статуя Свободы!

— Вон ты из каких персон! — смеялся приятель. — Даже Маяковский разгуливал по всему Нью-Йорку, а вашего брата ограничивают. «Холодная война»… Потом, наверное, им самим будет неловко вспоминать об этом.

Потом… А каково нам сейчас? Быть в Нью-Йорке и не видеть Нью-Йорка?!

Я сложил план. На его обложке был портрет мужчины средних лет. Мужчина глядел на меня совершенно сердечно и доброжелательно. Подпись гласила, что это г-н Роберт Вагнер-младший, мэр Нью-Йорка. Под его портретом рассыпались бисерные буковки обращения к тем, кто оказывает городу честь своим посещением.

«Мы, живущие и работающие в Нью-Йорке, — писал мэр, — рады разделить все многочисленные прелести нашего великого города со всеми, кто нас посетит. Статуя Свободы в нашей гавани — это символ гостеприимства, которое распространяется на всех. Многонациональный город, население которого живет в атмосфере мира, гармонии и прогресса, Нью-Йорк — самое подходящее место для Организации Объединенных Наций… Вы найдете здесь дух подлинной дружественности… Поскорее и почаще приезжайте к нам».

— На, возьми план, — сказал мой великодушный приятель. — Жаль, конечно, все же сувенир, но тебе нужнее. В случае чего предъявляй вместо паспорта. Как же, мол, так, господа? Здесь же ясно сказано о символе гостеприимства, распространяемого на всех! Американцы — народ с юмором. Я, понятно, исключаю тех, кто придумал эту «Си-два».

Мне оставалось только поблагодарить и спрятать подарок в карман.

Утро в посольстве открыло счет моим американским дням. Их было немало. Я прожил в Нью-Йорке три осени. И если за эти три осени мне удалось повидать гораздо меньше, чем хотелось бы, то тут не столько моя вина, сколько общая беда многих людей, все еще живущих в атмосфере взаимного недоверия.

В Нью-Йорке я работал специальным корреспондентом «Литературной газеты» при штаб-квартире Организации Объединенных Наций. И мой рассказ начнется репортажем с этого международного островка посреди Нью-Йорка, с островка, где великое и смешное — рядом, где под одним куполом собираются представители большинства человечества, разделенного на два мира и множество мирков, с островка, где надежды сменяются разочарованием, а разочарование — новыми надеждами.

Не нужно было развертывать на моросящем дожде карту, не требовалось расспрашивать дорогу: небоскреб секретариата ООН был врезан в осеннее небо неподалеку от гостиницы.

До чего ж похож! На что? На самого себя, тысячекратно описанного: в сероватой моросящей мути — гигантский прямоугольник стекла, разлинованный в мелкую клеточку переплетами тридцати девяти этажей.

Конные полицейские патрулировали вдоль тротуара. Лоснились мокрые крупы лошадей. Возле входа колыхались зонтики: сегодня туристы последний раз перед открытием сессии могли попасть на территорию штаб-квартиры.

«Не будем опешить, — сказал я самому себе. — Давайте, сэр, сначала обойдем все вокруг».

«Все» — это островок штаб-квартиры ООН в океане нью-йоркских кварталов. Один журналист свои впечатления от знакомства с ним озаглавил «Путешествие в космос» — столь необычным показалось ему увиденное за оградой штаб-квартиры. «Столица мира» — назвал ее территорию другой журналист, «Ваши Объединенные Нации» — написано на обложке официального путеводителя.

«Ваши Объединенные Нации» обосновались внутри вытянутого прямоугольника, ограниченного по бокам Сорок второй и Сорок восьмой улицами. Фасадом он выходит на Первую авеню, с тыла его омывает Ист-ривер.

Эти несколько гектаров — как бы международная, «ничья» территория. Она находится под властью ООН, и там должны действовать порядки, которые наиболее благоприятствовали бы работе международной организации.