Анхелес Касо - Навстречу ветру

Старуха взглянула на нее. Милое круглое личико и огромные глаза девочки радостно и воодушевленно улыбались. Ховита не могла больше ждать:

— Ты не сможешь поступить в лицей. У меня нет денег. Твоя мать уже не работает и не может мне ничего присылать.

Ложка выпала из руки Сан в тарелку. Бульон качупы разбрызгался, испачкав ленту дюжинами жирных пятен всего за долю секунды, безвозвратно испортив яркую нейлоновую ткань. Девочка ошеломленно уставилась на них, сосредоточив все свое внимание на этих крохотных коричневатых брызгах, которые навсегда испортили самый лучший день в ее жизни и в один миг разбили все ее надежды и мечты. Так лавина в одночасье уничтожает многолетний труд, срывает дома, убивает воспоминания и вырывает с корнем сады, уносит за собой все усилия, которые вложены человеком, чтобы создать очаг, иллюзию убежища от жестокостей мира. Сан отчаянно расплакалась:

— Моя лента!.. Моя лента испорчена!..

Сан провела весь последующий год, словно в стеклянном шаре. Она была в нем, робкая и застывшая, а жизнь протекала где-то над ней, со своими рассветами и закатами, играми и обязанностями, улыбками и маленькими печалями. Обычная жизнь двенадцатилетней девочки, живущей в отдаленном селе на Кабо-Верде и уже не ходящей в школу.

Но ей не удавалось поймать ее. Ниточка, связывавшая ее со всем, чем она собиралась стать, оборвалась тем июльским вечером, когда Ховита сообщила девочке, что она не будет продолжать учиться, и Сан не оставляла попытки восстановить эту связь. Она была еще слишком маленькой, чтобы понять это, но на самом деле она потеряла важную часть себя, ту, которая должна была развиваться в будущем, возникнуть из маленького кокона, в который девочка все еще была заключена, и предстать во всем своем великолепии, отбрасывая могучую и благотворную тень на этот мир.

Каждое утро Сан просыпалась, чувствуя глубокую опустошенность. Она отчаянно скучала по школе, по долгим прогулкам до Фахи в живописных лучах рассвета, по молчанию остальных ребят во время уроков и их же болтовне на переменах, по шероховатым обложкам книг, по удовольствию постепенно заполнять свою тетрадь, по сильному запаху мела, ластиков и карандашей. Сан скучала по знаниям, в которые она научилась погружаться, словно жаждущий, который ищет облегчения в прохладной воде. А также по теплому и подбадривающему присутствию доньи Натерсии.

Иногда Сан навещала ее, придя к школе ближе к вечеру, чтобы дождаться, когда учительница выйдет, закончив свои уроки. Донья Натерсия приглашала ее к себе в гости. Они садились вместе в маленьком садике, окруженные бугенвилиями и величественными стрелициями. А Омеро, пес, усаживался в ногах у Сан, жадно ожидая, пока на пол не упадет хотя бы капелька вкуснейшего мороженого из манго, которую он тут же слизывал.

Натерсии было очень жаль, что ее бывшая ученица попала в такое положение. Учительница больше, чем сама девочка, понимала масштаб ее неудачи. Она понимала драматические последствия, которые этот крах окажет на дальнейшую жизнь Сан, обрекая ее на второстепенную и плохо оплачиваемую работу, на необходимость эмигрировать в чужую страну. Возможно, чтобы терпеть, как и многие другие, присутствие мужчин, которые раз за разом, не раздумывая, будут делать ей детей, будут пьянствовать и плохо с ней обращаться, пока она будет надрываться на работе и в домашних хлопотах, а потом бросят ее, когда устанут от слишком семейного секса. Натерсия боялась, что она превратится в еще одну из многих в мире женщин, незащищенных и угнетаемых.

После того, как Сан сообщила об известии своей учительнице, Натерсия провела не одну ночь, складывая и отнимая, пытаясь сопоставить цифры, чтобы взять на себя образование девочки. Но это было невозможно: ее учительская зарплата была маленькой. Кроме того, уже несколько лет подряд она вынуждена была отправлять половину своего заработка родителям. Мать Натерсии пережила инсульт, и ее парализовало. Так как она была в таком состоянии, а отец пал духом и посвятил себя каждодневному уходу за супругой, пансион постепенно пришел в упадок, пока родители Натерсии не были вынуждены закрыть его. Теперь им нужно было много средств, чтобы оплатить услуги врачей и лекарства для матери, и хотя у них были собственные накопления, им также требовалась помощь дочери. Того, что оставалось у Натерсии, хватало на оплату аренды домика и на очень скромную жизнь, без возможности путешествовать по Европе, как она всегда мечтала, без каких-либо удобств или мелких роскошеств, которые она познала в детстве и юности. Она позволяла себе всего две прихоти: поесть мяса один раз в неделю, и иногда покупать себе какую-нибудь книгу, которую она заказывала по почте на адрес библиотеки в Виле и которую получала с трепетом в сердце, как перед встречей с дорогим другом. Она бы отказалась и от этих двух трат, но сколько бы Натерсия ни считала, этого бы все равно не хватило на оплату зачисления, учебных материалов и жилья.