Месяц спустя Сан пошла в школу. Дети из Кеймады вставали очень рано каждое утро и преодолевали пешком пять километров, отделявших их от Фажа-де-Байшу. Они проходили по тропинке, петляющей по краю пропасти, с тетрадями и судками с едой за спиной. Поначалу они шли полусонные, молча, спотыкаясь, иногда даже сталкиваясь с валунами, разбросанными по дороге. Но через какое-то время все взбадривались и начинались шутки и песни. А под конец — и бег наперегонки, чтобы узнать, кто первый добежит до дверей зеленого здания, возвышавшегося посреди деревенской площади в тени банановых деревьев, окруженного большими бугенвилиями с цветами оттенка фуксия, за которыми с любовью ухаживала донья Натерсия.
Донья Натерсия была учительницей Сан. Ей было около сорока лет, она была красивая и приятным образом энергичная. Донья Натерсия обожала детей, хотя у нее самой их не было. У нее была очень светлая кожа. Ее родители были мулатами, потомками европейских колонизаторов, которые в прошлом заводили себе любовниц среди черных женщин. Дела у семьи шли неплохо: у них был пансион в Прае, столице государства, и они зарабатывали столько, что могли себе позволить отправить единственную дочь в школу португальских монахинь, где обычно учились самые богатые девочки из простого народа. Были также некоторые девочки из неблагополучных семей, которые учились за счет стипендии монашеского ордена. Вся их школьная жизнь была отмечена различиями: они входили через другую дверь, меньшую по размеру и не такую украшенную, как парадный вход, носили гораздо более скромную форму, садились в конце класса на скамейки в самой глубине и не ходили обедать домой. Они обедали в приходской столовой после сестер, питаясь остатками их обеда. Бедность окружала и терзала их, как цепь, которой они были привязаны к задворкам мира, где собирается нищета и изгнание, и откуда они, в конце концов, вырвутся с трудом и не будут чувствовать, по крайней мере, позорное пятно, навсегда запечатленное у них на лбах. Их родители — пьяницы, попрошайки, проститутки — были паразитами, тараканами, не достойными существования, а они носили в крови их грязный след, их запах разложения, и были обречены бесстрашно сражаться со злым гением, который сопровождал их с рождения, уничтожал раз за разом и прибивал своим невыносимым весом.
Почти никто из школьниц не говорил им ни слова. Кроме Натерсии, которая внимательно наблюдала за ними с первого дня и сразу почувствовала сострадание. У нее было очень живое воображение, и она чуть не расплакалась, когда остальные девочки стали перешептываться во дворе, глядя на несчастных искоса и рассказывая о них сплетни, переданные старшими ученицами. Натерсия подумала, какой была бы ее жизнь, если по таинственной божественной прихоти она родилась бы в одной из этих семей, у нее был бы неизвестный отец и мать, которая делала бы ужасные и непроизносимые вещи с мужчинами.
На следующее утро Натерсия утащила из дома яблоко и на перемене подошла к одной из девочек, стоявшей в стороне от других, прислонившись к банановым деревьям так, будто искала убежища, чтобы никто не напал на нее. В тот день она пришла непричесанной и грязной, с лицом в разводах, и матушка Мария дель Сокорро отвела ее в приход, чтобы умыть, после хорошей оплеухи, которая, по-видимому, не произвела на девочку ни малейшего впечатления. Натерсия улыбнулась ей и спросила:
— Как тебя зовут?
Девочка посмотрела на нее, насупившись, но, наверное, улыбка Натерсии подбодрила ее, и она ответила:
— Ильда.
— Я — Натерсия. Смотри, что я тебе принесла.
И дала девочке яблоко. Ильда посмотрела на нее испуганными глазами, словно этот подарок был ловушкой, за которой кроется очень темный омут.
— Это для тебя, я взяла его из дома. Возьми…
В конце концов, девочка решилась и взяла плод. Но, перепуганная мыслью о том, что кто-то мог ее увидеть и решить, что она украла яблоко, отвернулась спиной ко двору, чтобы съесть его. Она привыкла к побоям своего отчима и к безразличию матери и старалась прятать все, что могло заставить подозревать ее в плохом поведении, словно щенок, который прячется под столом, умирая от страха, когда знает, что сейчас ему дадут взбучку. Натерсия подошла к ней и быстро поцеловала ее в щеку. Потом она убежала и присоединилась к компании своих подруг, которые наблюдали за ней и стали ее сурово допрашивать. Но ей удалось выйти из положения, сославшись на материнский авторитет:
Читать дальше