Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

— Я купил костюм? — переспросил удивленно Шеххата. — Где ты его видишь?

— Так на тебе же одет!

— Бог с тобой! Это же рабочий костюм. Он был в свертке, который я оставлял у тебя дома. Я снял галлябею, завернул в ту же бумагу, что была оберткой для этого костюма.

— Вот это — рабочий костюм?! Ты, должно быть, занимаешь крупную должность. Может, ты министр? Я всегда считал, что рабочая одежда — старая, потрепанная, изорванная. Иначе нельзя работать. Никогда еще не видел ни одного человека, работающего в галлябее из дорогой материи или в шерстяном костюме.

Шеххата продолжал стоять. Прервав Шушу, Умм Амина сказала:

— Садись, в ногах правды нет. Поешь с нами, отдохни…

Гость поддернул брюки, откинул полы пиджака и плюхнулся на подушку рядом со столиком. Сейид начал внимательно рассматривать своего благодетеля. Сначала он показался мальчишке просто роскошным, одетым с иголочки. Но чем внимательнее он присматривался к тому вблизи, тем больше мерк блеск костюма. Да, он был черный, но не настолько, насколько бывает черной хорошая материя. Цвет был скорее черно-зеленым и каким-то тусклым — костюм побывал в окраске. Время оставило на нем весьма заметный след. Локти и колени блестели, как начищенные. Воротника у пиджака вовсе не было. Его заменяла черная тряпочка, пришитая не слишком аккуратно. Накладки на коленях оказались двойными, на старые были нашиты новые, чтобы скрыть ветхость брюк, усилить их сопротивляемость разрушительному времени. Так же, как костюм был не очень черным, так и рубашка не отличалась особой белизной. От частых стирок она стала кремовой. Воротник ее был засален от пота, следы которого бессильна вывести даже самая умелая прачка. Из-под воротника рубашки торчал черный, много повидавший на своем веку галстук «бабочка», до предела стянувший шею Шеххаты. Да и рубашка оказалась вовсе не рубашкой, а просто манишкой и манжетами, выглядывавшими из-под рукавов пиджака.

Все это Сейид рассмотрел очень внимательно, и впечатление роскошности туалета Шеххаты улетучилось. И остальные детали одеяния гостя были такого же качества, как и костюм. Старая, потрепанная феска, сбитые растоптанные ботинки без шнурков, драные зеленого цвета шерстяные носки.

Между тем Шеххата начал разворачивать кульки. Там оказались куфта, печенка, финики, сыр, сладости. Он потчевал хозяев:

— Ешьте, ешьте, что бог нам послал от щедрот своих!

— Немного опередили мы тебя, приятель, — ответил за всех Шуша. — Только что отобедали. Рыбкой побаловались… Не дождались тебя… Проголодались очень…

— Так не пойдет! Хоть немного отведайте. Облегчите меня.

Сейид вперился в куфту. Испугавшись, что отец и впрямь откажется, парнишка встрял в разговор, чтобы спасти положение и отведать вкусного мяса:

— Не расстраивайся, Шеххата эфенди, я поем с тобой… Только лишь для того, чтобы облегчить тебе участь…

Никаких возражений больше не последовало. Гость и мальчишка начали старательно опустошать содержимое кульков. Умм Амина встала и вышла во двор занять свое привычное место. Шуша возобновил разговор с Шеххатой:

— Ты так и не сказал — что же у тебя за работа, на которую ходят не в галлябее, а в таком хорошем костюме? Растолкуй.

Не переставая жевать куфту, Шеххата пробурчал:

— Доставщик я…

— Впервые слышу о такой должности. Что это такое?

— Людей я доставляю.

— Так, значит, ты носильщик.

— Э-э, муаллим Шуша, наговоришь тоже. Я и себя-то еле ношу. Хожу я без всякой ноши, легко, чинно и благообразно.

— Никак не пойму — кого ты доставляешь, куда?

— А тех, кто отшагался, к его последнему пристанищу. Я доставщик лишь в одном направлении. Кто со мной идет, обратно не возвращается вовек. Возвращаюсь я всегда в одиночестве.

Шеххата скрипуче засмеялся. Шуша не поддержал его, лицо хозяина дома стало сумрачным, печальным. Он тихо произнес:

— Могильщик ты, значит, гробовщик.

Шеххата не к месту захихикал, заговорил легко и просто:

— Если бы… Это народ все серьезный, солидный. Могильщик… Нам далеко до них… Мы всего лишь доставщики… А они живут в большом достатке…

— Так в чем же заключается твоя обязанность?

— Что-то вроде мальчика при могильщиках или церемониймейстера на похоронах.

— Церемониймейстера на похоронах?

— Ну да, иду впереди похоронной процессии, важный, напыщенный. Иду до самых ворот вознесения. Словом, отдаю последние почести сыну Адама.

— Так ты сопровождаешь усопших на кладбище?