— Может быть, немножко похлебки, или арбуза, или сыру?
— Не, я сыт.
— Тогда вставай и иди мыть руки.
— Они чистые.
— А масло от фатыра?
— Я вытер его об галлябею.
— Ага, чтоб тебя клопы искусали. Грязным спать не пойдешь. Иди помойся, а я приготовлю тебе чистую галлябею.
— И что ты ко мне пристала? Что, разве каждый день нужно мыться? Эдак и утомиться можно без большой нужды. Уже сколько лет я мою руки и лицо. А польза от этого какая?
— Быстро вставай и иди. Каждый раз с тобой одно и то же. Без разговоров ты умыться не можешь?
Сейиду ничего не оставалось, как встать. Тем более, что слепая бабушка поднялась и без его помощи направилась к уборной. В пределах своего двора она всегда передвигалась словно зрячая. Последовав за ней, Сейид крикнул:
— Подожди, я принесу лампу.
— Не надо, оставь лампу у себя.
— Но я ничего не вижу.
— Зато я все вижу. Иди сюда.
Старушка подобрала полы платья, села на низкую деревянную скамеечку перед тазом с водой. Туалет, несмотря на свои малые размеры, был поделен на две части: в одной помещалась уборная, а в другой — умывальник. Рядом же находилась кухня. В этом помещении был постоянный полумрак, ибо освещалось оно лишь через маленькое окошко, которое находилось под самым потолком, как в тюрьме. Бабушка позвала внука, готовясь к ежедневной процедуре.
— А ну-ка, раздевайся!
— Да ты никак собираешься меня мыть?
— Нет, лишь умою.
— А голову будешь мыть с мылом?
— Как же иначе.
— А зачем? Ведь ты же сама мыла ее позавчера. Голова и теперь еще чистая… Каждый день одно и то же — мыться, мыться… Если бы у меня была и каменная голова, то и она давно бы стерлась.
— Хватит болтать, иди сюда.
— Ладно, но только без мыла.
— А что, мыло тебя щиплет?
— Не, в глаза лезет.
— А ты закрой их, и оно не полезет.
— Я закрываю, а оно все равно лезет.
— Закрывай как следует.
— И то закрываю со всей силой.
— Значит, все в порядке.
— Все равно лезет.
— Да иди ж ты сюда, ради всевышнего. Терпенье лопается.
Притворно заплакав, Сейид продолжал:
— И что я тебе дался? Каждый день с мылом да с мылом. Теперь я знаю, зачем бог создал мыло. Чтобы оно лезло мне в глаза. Так и ослепнуть недолго.
— Без разговоров, дай сюда руки!
Сейид протянул руку. Бабушка с силой притянула его к себе и с досадой сказала:
— Садись здесь и нагни голову над тазом.
Нагибая голову, Сейид пошарил рукой вокруг себя и нащупал мыло, которое лежало рядом со скамейкой. Он быстро схватил его и спрятал за спину.
Набрав воды из таза в кувшин, старушка начала поливать на голову внука. Потом протянула руку, ища мыло, которое она клала всегда в определенное место, но не нашла его. Она стала шарить вокруг себя, но вскоре все поняла. Взяв парнишку за ухо, она с угрозой сказала:
— Сейчас же отдай мыло!
— Какое мыло?
— Отдай, а то хуже будет.
— Да не видел я никакого мыла, — сказал мальчик со злостью.
Бабушка с силой дернула его за ухо.
— А-а-а, — закричал он.
— Отдай, а то позову отца. Он тебе задаст. Ты же знаешь, что он из тебя душу вытрясет.
— На, подавись своим мылом.
Сейид снова начал притворно плакать, не давая ей намыливать голову.
— Да замолчи ты, хватит дурака валять!
Мальчишка сильно зажмурил глаза. Намылив ему голову, старушка стала лить на нее воду, смывая пену.
— Ну что — все? Можно открывать глаза?
— Погоди, еще раз помою. Столько грязи, что не понимаю, как ты ходишь — ногами или на голове.
— Еще раз? И что же это за насилие такое! Твоя мать тоже дважды мыла тебе голову, а?
— Разве я мазалась, как ты?
Затем наступила очередь рук и ног, что было для старушки гораздо легче сделать, ибо мальчишка теперь уж ничего не мог выкинуть. Закончив мытье, Сейид надел чистую галлябею, что здорово облегчило его судьбу — хотя бы временно он избавился от рваной галлябеи. Вслед за бабушкой Сейид пошел спать.
Их жилище состояло из трех маленьких темных каморок, устланных, как и прихожая, всяким тряпьем. В каждой каморке было по окну, закрытому железной решеткой. В одной из каморок спал Шуша на низком деревянном лежаке, покрытом тонким одеялом. В углу каморки стояла вешалка, на которой болталась одежда отца, в другом — небольшой шкаф, где находилось остальное имущество главы семьи.
Старушка и мальчик спали в соседней каморке на матрасе, брошенном прямо на пол. Вешалку им заменяла тонкая веревка, протянутая между стенами. На веревке висела немудреная одежонка обоих обитателей каморки. В одном из углов стояли тазик и кувшин, которыми бабушка пользовалась для совершения омовения и для стирки.
Читать дальше