Поль Виллемс - Дворец пустоты [повесть и рассказы]

Прежде день и ночь в Аквелоне жили дружно. Но когда Герк принялся кричать, каждую ночь, всю ночь напролет, тьма стала набрасываться на город, как дикий зверь.

Едва начинало смеркаться, в палаточном лагере воцарялась тишина. Никто не смел войти в царство грез через врата сновидений, все сидели, боясь сомкнуть напряженные веки, и ждали. Ожидание длилось долго, ночь казалась необитаемой, как вдруг издалека доносился первый вопль ночного кошмара. Казалось, кому-то вгрызаются в горло. Подходило время второй стражи, но ночные дозорные молчали. Только Водяные Куранты чуть слышно перебирали колокола. Эта музыка, когда-то столь всеми любимая, теперь звучала зловеще.

Утром Герк не помнил сновидений. Он был единственным, кто не слышал криков. С удивлением он обнаруживал, что постель его перевернута и влажные от пота простыни разодраны в клочья, точно на кровати происходила борьба. Герк чувствовал себя смертельно уставшим, разбитым, на душу словно тяжелый камень давил. Тогда он выходил из дома и отправлялся бродить по городу. Но все, что он видел, причиняло боль. Развалины бередили в нем старые, начинавшие кровоточить раны. На пустырях валялись обломки каркасов и грязные лохмотья — все, что осталось от световых заслонов, которые он так когда-то любил за радовавшие глаз пейзажи. Пустой желудок сводило от подступавшей тошноты.

Он не мог понять, что держит его в Аквелоне. Каждый день собирался уйти и вернуться в Рим — да ноги не слушались. С утра до вечера он слонялся по улицам, чаще всего в районе порта, и ел сырую рыбу, которую издали бросали ему рыбаки. Никто не отваживался подойти к нему. Женщины обходили его стороной. Когда наступал вечер, он всякий раз думал пойти к Альтене, поговорить с ней, напомнить о данном ему когда-то слове. Но вместо того чтобы направиться к хижине Лиу, почему-то возвращался домой, падал на кровать и снова оказывался в сумрачных тисках ночи.

Все семь лет Альтена была одержима одной-единственной мыслью — отомстить за Лиу. Она знала: Герк, вернувшись, потребует, чтобы она была с ним. И хотя слово она дала Лиу, а не Герку, было ясно, что Лиу все рассказал брату. Отрицать правду было невозможно. И тогда Альтена придумала чудовищную, немыслимую, непоправимую вещь. Нечто такое, что оттолкнуло бы от нее Герка. Желание осуществить задуманное наполняло ее звериной радостью, давало силы жить. Она стала заботиться о своем теле, чтобы быть прекрасней всех, когда Герк вернется. Она продумала и подготовила все до мелочей. О возвращении Герка ее предупредили шпионки. Тогда она велела вытащить из могилы и положить на постель останки Лиу, а сама легла рядом. Она не испытывала при этом отвращения — напротив, на нее снизошло такое счастье, точно Лиу — хотя от него остались только кости с лохмотьями кожи, — точно Лиу был божеством. Сладковатый запах разлагающегося трупа казался ей восхитительным. Когда Герк вошел в хижину, она прильнула к Лиу всем телом. Герк остановился как вкопанный, постоял, а потом ушел, неся в душе смертельную рану. От сознания победы радость в душе Альтены сменилась ликующим торжеством, и она, склонив голову на плечо мертвеца, забылась блаженным сном, свободным от видений.

Почитательницы Альтены упали на колени. Их губы задвигались в беззвучной молитве. Нельзя было уловить ни звука, ни вздоха, даже стук их сердец не был слышен. Так простояли они в молитвенном экстазе всю ночь. Ничто не нарушало тишины. Лишь изредка начинала невыносимо трещать свеча, и от этого звука, похожего на скрежет ногтей по стеклу, нервы натягивались до предела.

Каждую ночь Альтена ждала криков терзаемого кошмарами Герка. Когда это начиналось, она вставала, с улыбкой набрасывала одежду и отправлялась в город. Верные шли за ней. По мере того как они приближались, крики несчастного звучали все чаще. Казалось, он задыхается. Верные оставались на улице и опускались на колени. Альтена входила в дом одна. Она не поднимала глаз на стены комнаты, в которой столько раз бывала в далекие счастливые времена, когда лазила в окошко. Теперь она замирала у двери и со злобной радостью ждала очередного крика. И, будто выплевывая отравленную кровь, без устали повторяла: «Убийца Лиу, убийца Лиу».

Коленопреклоненные девы, точно слыша ее бормотание, тихо и мерно повторяли вслед за ней те же слова. Они процеживали сквозь зубы «убийца» и, выделяя «л», с силой выдыхали «Лиу», а потом возвращались к началу — и так, без устали, все твердили и твердили этот страшный приговор.