— А ты смогла бы ждать меня? — спросил Костик.
— А ты?
И Костик промолчал, только обнял Настю за плечи.
Как хотелось Насте крепко обнять Костика, и не отпускать его от себя!
Сердце рвалось к нему, но вечная неуверенность вцепилась в Настю обеими когтистыми своими лапами, и держала Настю, не позволяя ей даже двинуться с места.
Что-то и Костику мешало — с места сдвинуться.
Так прогулка и закончилась.
В остальном же, в жизни Насти практически ничего не изменилось. Всё так же ходила она на свои дежурства, всё так же «шила» своих пьяниц, вскрывала гнойники, ассистировала на операциях.
И даже начала делать ещё одну аппен-дэктомию.
Правда, на этот раз операция оказалась сложной, и всё закончилось совершенно иначе, чем в первый раз.
Но Настя запомнила свою вторую операцию не хуже, чем первую.
Настя не смогла найти отросток в брюшной полости. Юрий Юрьевич поменялся с Настей местами, и сам долго искал отросток, который оказался расположен атипично, под самой печенью.
Юрий Юрьевич продолжил операцию сам. Потом, не удовлетворённый внешним видом отростка, который был чистеньким и розовым, Юрий Юрьевич продлил разрез и стал делать ревизию кишечника.
Нашли изменённый участок кишки. Послали частичку на срочную биопсию. А потом и Толя подключился к операции. Резекция кишечника, по поводу обнаруженной опухоли, продолжалась часа три. Настя тянула крючки в разные стороны, забыв обо всём.
О времени, об усталости, о себе.
Операцию закончили поздно ночью. В приёмном был ещё один пациент с аппендицитом.
— Нет, Настя! — на немой Настин вопрос сказал Юрий Юрьевич. — Пусть уж Толя делает, а ты — зашивай. Поздно уже. Ты уже ни на что не похожа.
Настя смотрела вслед усталому Юрию Юрьевичу. «Что было бы, если бы его не было рядом?» — подумала она.
Толя дал ей сделать разрез, зажать сосуды, а потом — зашить, начиная с мышц. Руки слушались Настю, несмотря на усталость, а, может быть, благодаря ей.
Аппендэктомию закончили в пять утра.
Второй хирург Толя задержался в приёмном отделении, и Настя в одиночестве поднялась в пустую, сумеречную ординаторскую.
Она опустилась на маленький, жёсткий диванчик, и застыла, откинувшись на его продавленную спинку.
Физическая усталость охватила, и как бы подхватила Настю. Она сидела, не двигаясь.
Казалось, что даже мысли её остановились.
Даже мысль о Костике была где-то далеко, в какой-то другой жизни, в какой-то другой части бытия.
Серый рассвет вставал за окнами ординаторской. И только он оставался реальным для маленькой Насти. Только этот серовато-розовый рассвет — был единственной реальностью во всём окружающем Настю пространстве.
Рассвет был огромен. Рассвет был огромен — он был так огромен, что занимал целую Вселенную.
В самом центре рассвета находилась тёмная ординаторская, маленький, жёсткий диванчик, и на нём — она, Настя.
«Это я, — подумала Настя. — Это я, и я счастлива. Я счастлива — да, я счастлива… Слава Богу. Слава Богу…»
Откуда-то, из глубины души… из генетической памяти, если хотите, появились эти слова у комсомолки Насти. Эти слова, и эти чувства. «Слава Богу…»
Настина рука неуверенно поднялась, три пальца сомкнулись, и правильное движение руки завершило крестное знамение. Что-то такое из детства, что-то такое от полутёмного храма, где стоит она, маленькая Настенька, держась за бабушкину юбку. Какое это было счастье… Такое же, как сейчас… Настя была счастлива. Вот где Настя могла быть счастлива!
А что вообще нам надо для счастья? Достигать желаемого, или достигнуть желаемого? А, может быть, наше счастье и вообще не зависит от них — от наших желаний?
Насте просто показалось, что здесь, в этой тёмной ординаторской, на грани своей физической выносливости, на пике своей невозможной усталости, она осталась… она оказалась не одна, а наедине с Богом.
И от этого, только от этого — она и была счастлива.
Собственно, почти так оно и было…
По крайней мере, для счастья ей надо было выполнить четыре простых условия:
1) Иметь чистую совесть.
2) Делать то, к чему призывает сердце.
3) Устать так, чтобы забыть о себе.
4) Но не так, чтобы забыть о Боге.
Не часто мы переживаем в жизни некоторые мгновения… Но если переживаем…
Они остаются в нашей памяти, в нашей душе — как некая высшая тайна.
Вот маленькая потайная дверца приоткрыта, и уже виден небесный свет, тонким лучом пробивающийся нам навстречу…
Читать дальше