Татьяна Шипошина - Дыханье ровного огня

Как же шла Насте новая блузка! Нежное её личико как будто засветилось изнутри. К тому же от возни с переодеванием Настя разрумянилась, и пронзительно красивыми стали глаза, почти такого же цвета, как блузка.

Растрёпанные волосы приняли свой естественный, природный вид, расположившись по плечам крупными завитками.

Костик был сражён, едва переступив порог.

Первыми гостями были Серёжка и Костик.

Серёжка, со своей открытой, широкой улыбкой, ввалился в комнату первым. Эх, ленты-якоря! Серёжка обнял Настю, потом отодвинул её от себя, и сказал одно слово:

— О!

— Вот тебе и «О!» — откликнулась Поливина, вперёд.

Серёжка, кряжистый, плотный, как медведь, закружил Наташку по комнате, что-то шепча ей на ухо, от чего они засмеялись оба.

Ипатьева же расставляла тарелки, с весьма сосредоточенным видом.

Костик протянул Насте букет.

— Поздравляю.

— Спасибо.

Они стояли друг против друга, не зная, что делать дальше. Пожалуй, Костику хотелось сделать так, как Серёжка. Сразу, сразу захотелось — закружить её, закружить, забрать, унести с собой.

Настя же просто вросла в пол.

И тут раздался стук в дверь, и Раиска, в своём лучшем, светлом платье с открытыми плечами, оттеснила Настю и Костика от двери.

Вошедший был и высок, и красив. И он был в костюме! И в сорочке! И в галстуке!

— Девочки, это Дима! — провозгласила сияющая Раиска.

— Ура! — сказали девочки.

Знакомство, рукопожатия. И Дима сразил наповал всех, когда поцеловал руку имениннице. Настя не знала, куда смотреть, как ответить, и вообще, куда себя деть…

— К столу! — выручила всех Макарова.

Была Макарова, как всегда, весела и спокойна. И виду не показывала, как хотелось ей видеть Святослава среди своих друзей, и себя рядом с ним — за этим столом.

Да и не рассказывала никому Макарова своих тайн, ни с кем ими не делилась.

А было что рассказать, и было чем поделиться.

Застолье набирало силу. Уже и за именинницу выпили, и за её родителей, и за первый аппендицит, и за всех её друзей, всех вместе. И приступили — за каждого сидящего пить по отдельности, по очереди.

Костик сидел с Настей рядом, и напряжение между ними не уменьшалось. Только один раз склонился к Насте Костик, и спросил:

— Неужели сама аппендицит вырезала?

— Угу, — ответила Настя.

— Не страшно было?

— Нет. А вообще — страшно. Потом было страшно тоже — вдруг загноится?

— Не загноился?

— Нет.

На другие вопросы у Костика фантазии не хватило. Так и сидели, едва касаясь друг друга, и каждое прикосновение отзывалось в обоих, как эхо.

— Товарищи! Надо выпить! — Димка: уверенно распоряжался за столом. — Нельзя останавливаться на достигнутом.

— А давайте — за кого пьём, пусть стишок рассказывает, или песенку поёт! — сказала Настя.

— Желание именинницы — закон! Сейчас! — и Димка поднялся, и выпорхнул из комнаты.

И он вернулся через некоторое время, неся гитару. Красивую, большую, недешёвую гитару.

Тут уж не только Раискино сердце дрогнуло.

— За Димку!

— За Димку!

Димка тронул струны гитары, и запел приятным голосом. Песня была о любви. Неизвестная песня, откровенная и красивая.

Видно было, что Димка привык ко всеобщему вниманию, и к лидерству за столом — привык. Наверное, к лидерству — не только за столом.

Красив был Димка! И играл он хорошо, уверенно перебирая струны.

Сначала Димка смотрел в сторону Раиски, которая раскраснелась, ну, уж извините за сравнение — как роза.

Потом Димка перевёл томный взгляд на Ипатьеву, затем, очень быстро — на Макарову. Затем — на Настю.

Настя сидела, глаза прикрыв, и Димкиного взгляда не заметила.

И тогда Димка остановил свой взгляд на Поливиной, которая сидела в обнимку с мужем.

Хороша была Поливина, ух, хороша! Не девчоночьей, а женской уже красой хороша была Поливина. Молодка!

Песня закончилась, и все на минутку остались в тишине. Потом захлопали в ладоши.

— Ух ты! Здорово!

— Димка! Какой ты молодец! Ты учился?

— Учился, учился! За кого следующего пьём?

— За меня давайте! А то тут тоску развели некоторые! Дай-ка гитару! — Серёжка тоже немного умел играть. Не так хорошо, как Димка — но умел.

И Серёжка завёл песню весёлую, петую-перепетую, которую уже больше года пели девчонки на всех своих скромных посиделках. И все подпевали с удовольствием:

— Всё! Хватит пьянствовать! — сказал Серёжка, закончив песню. — Танцевать давайте!