Елена Крюкова - Серафим

Он тряханул винтовкой в воздухе. Сердце мое колотилось молотом.

Зачем я спросил!
Он как взбесился.

Я собирал свои вещи под дулом винтовки. Я старался, чтобы руки мои не дрожали, но они тряслись все равно. Как у старика.
Я бросал одежду и вещи в старое кресло, что стояло посреди избы. В нем любила сидеть Иулиания. В нем любил днем задремывать, наигравшись, засыпать Никитка.

Я выволок, бросил к креслу чемодан.

Я медленно укладывал вещи. «Руки, не тряситесь, – говорил я рукам, – руки, не тряситесь».
Замки с громким щелком застегнулись. Вся моя жизнь застегнулась на все замки. Уместилась в одном старом чемодане.

Я подхватил чемодан. Шагнул, ряса взлетела впереди шага и мазнула Петьку по ногам. Он, с винтовкой, отскочил от меня, как ужаленный пчелой.

«Даже к Иулиании на могилу не сходил, – билось, проносилось в голове. – Не узнал, где Никитка… Настя где…»
И – молнией ударило, не в голову, и по всему живому столбу, по хребту, и в землю огнем ушло:
«Церковь моя… Росписи мои… Иконы мои, кровные, намалеванные… Старухи мои, старики… Паства моя… Девочки мои… на клиросе… Елеуса моя, сердце мое… Не попрощаюсь…»
Зажмурясь, через порог переступал. Ключом дверь не закрывал – все равно дом вскроют, откроют. Пусть открытыми будут двери мои.

Я не мог не спросить так. Раззадорило меня.
И Петька крикнул:

И я шел, сжимая ручку старого чемодана клещами мертвых пальцев.
И он шел за мной, с взведенным курком, с наставленной на меня старой винтовкой.
И я молился: Господи, гнев лютый и справедливый отведи от него, усмири раба Твоего Петра, Господи, утешь его во имя Твое.

Он так и шел со мной, Петька Охлопков, по васильской пустынной дороге вниз, к Суре, до самой пристани, до парома. Только когда к парому подошли – опустил винтовку.
Я не оборачивался. Не глядел на него. Я видел краем глаза, как он вытащил из кармана рубахи сигареты. Я поймал дым ноздрями. По холодному небу летели, рвано, нищенски полоскались в корыте осени чреватые снегом тучи. Паром подплюхал, ткнулся железным трапом о каменистый берег. Я шагнул на трап и взошел на паром. Я не оглядывался. Никогда не оглядывайся, душа моя, никогда не оглядывайся назад, говорил я себе, не гляди назад, не плачь по тому, что за спиной оставил, в бедах не сетуй, в страданьях не отчаивайся, помни скорби Иова, душа, и помни великую веру его; не оглядывайся, душа моя, иди вперед, лети, молись, радуйся.
Радуйся. Хайре. Гелиайне…

Я взял билет. Его у меня из рук вырвал ветер.
Ветер, холодный осенний ветер бил мне в лицо. Сура морщилась железной, ледяной, зябкой рябью. Под бортом парома вздувалась серой, желтой пеной тяжелая вода.

РАССКАЗ О ЖИЗНИ: ВЕРОЧКА, ЖЕНА БОРИ ПОЛЯНСКОГО

Х-ха! Борька! Х-ха!
Курить мне не перекурить сегодня! Пить мне не перепить, да до самого утра-а-а-а! Ах-х-х, водочка-селедочка, селедочка под водочку, самое оно в мороз… спа-си-бо. До краев стакан! В самый раз. Ах, в-в-вы!.. Вы считаете, дамы пьют только из рюмочек?.. Я! так! не считаю. Я считаю так: раз-два-три-четыре-пять, выш-шел зайчик… ик!.. погулять… Вот и я так же: вышла когда-то, хрен знает когда, давненько уж, погулять… на Северную проходную… на проспект… а тут он! Жопа с ручкой! Борька Полянский, не пришей не пристегни, размазня унылая! Муж мой бывший! С Боженькой, ети его мать, под ручку…
Ну, меня увидел. Ну, я девчоночка в соку была. Ну да, красивая! Ну, я и щас красивая! А вы как думали?! Я красивше, чем эта, как ее, Мэрлин Монро! Чем эта, ну, модная-то такая, ну… а! Эта! Милла Йовович, стерьвоза! “Пятый элемент”, да! Классный фильмец. Рыжая краля такая. Она еще, блин, и Жанну Дарк играла! Я б тоже Жанну Дарк сыграла! Да меня никто в кино, бляха, не берет! А я – могла бы…
Ну и че, с Автозавода?! Вон, Наташка Водянова тоже с Автозавода! И че?! За лорда английского вышла! За лорда, мать-ть-ть… За лорда! А я – за морду! За морду Борьку, пионерскую зорьку!
И че я с Борькой тем видела в жизни?! Че?! Да ниче я с ним не видела. Если б я сама не умела веселиться – хрен моржовый с ним увидела бы, а не жизнь! Жизнь – это веселье, нам она на веселье и дана. Вино, вино-о-о-о, на радость нам дано-о-о-о! У меня отец пил? Пил. Мать у меня пила? Пила. Брательник у меня закладывает за воротник? Да еще как! На тройке не обскачешь! Мне было шестнадцать, Борька меня подцепил. И че я с ним промяться согласилась? Че меня разобрало? Ну видела ж, видела! Скушный тип! Чеснок типичный! И бедный, видно за версту! Локотки куртяги штопаные! Стрижка поганая, так только менты стригутся! Ну че я с ним тогда по проспекту поволоклась?! Нет, ну точно муха цеце меня куснула! Да не, просто скушно было… ну, захотелось над парнем покуражиться… ну, видела я, что он почти что нецелованный… чистенький такой… ага, чистенького захотелось… чтобы мыльцем пахло… бля-а-а-а-а…
Нале-э-э-эйте, налейте, налейте бока-а-а-алы… так Борька пел! Это из оперы! Из жоперы, точнее, х-х-ха-а-а-а! О-о-о-п! Мерсите, и больше не просите. Ни больше ни меньше. В самый раз. Селедочку… на вилочку… и – опрокинем!.. и-и-и-и…
…ух-х-х-х, отлично пошло. Так на чем это я?.. А, да. И вот шатаемся мы по проспекту Ленина. И в тень от афиши зашли – я тут его сама и давай целовать! Ух-х-х-х, вкусно я целуюсь! Никакой, бля, закуски не надо… да-а-а-а… Ну, Борька и влип. Влип, чеснок, как муха в мед! От меня разве уйдешь?! Не девка я была, а персик! Я и щас… пе-э-э-эрсик… пух только повылез… лысею, да, а волосатая шмара была…
Он мне предложение сделал в тот же вечер. Ну, думаю, мозги у парня набекрень! А про себя думаю: уж замуж невтерпеж! Согласие дала. Тогда же! И очень хохотала! Ночь теплая была… Борька меня спрашивает: ты это че хохочешь, как ненормальная?! А я… а я… ха-ха-ха!.. ему: ты меня, сусличек нежный, еще узнаешь! Еще надоем я тебе! Ну вроде как его предупредила. “Никогда не надоешь, – губами трясет, – это я тебе надоем, а ты мне – никогда…”
Так он, зануда, мне в первую же ночь надоел! Не люблю я таких! Занудных! Правильных! Они и обнимаются-то, мать их ети, пра-а-а-авильно! Как у доски стоят! Любить так любить, гулять так гулять… стрелять так стрелять, мать-ть-ть!.. а не так: сюси, пуси, как люблюси… Такой бабе, как мне, нужен мощный мужик! Крутой! Чтоб меня – в бараний рог гнул! А Борька?! Он сам как баран! Веди его и стриги! Или – прямиком – на бойню! Он и под топором не пикнет. Все такими же бараньими глазенками своими, благостными, будет зырить… и шептать свои пуси-мумуси…
Загуляла я после свадьбы быстренько. Не то б – с ума сошла! Вот так всю жизнь?! С этим… боголюбом?! Накося выкуси! Жизнь – веселое дело! А не погибель! Жизнь – это: пей! Гуляй! Веселись! Все равно все помрут! И надо успеть! Успеть! Взять от жизни все! Выкушать – все! Выпить – все! В койке перепробовать – все-о-о-о-о… до дна достать… и даже глубже…
А разве с таким Борькой повеселишься? Чем я больше разнуздывалась – тем он смиренней становился! Ну это ж разве мужик! Я к любовнику ухожу, дочку забираю, чемоданчик сложила, говорю как режу: “Ухожу к любовнику”. А он смотрит так на меня, глаза такие… покорные, противно, аж сблевать тянет. И – ни слова мне. Ни слова! Ну разве это нормально?! А потом вопрос задает: он, мол, тебя любит? Ну, любовник-то? Ну разве так мужик нормальный спросит?! Мужик нормальный – развернется – и с ходу тебя р-р-раз! – и в торец! Фингал под глазом, да еще ногами по ребрышкам походит – вот тебе и весь к любовнику поход! Да еще и чемодан ножищами в хлам раскурочит, истопчет! Вот это – дело! А этот… Сало свиное, суп он гороховый, Борька! Режь его ножом! Из ложки хлебай! Ссы ему в глаза, и все будет Божья роса! Голову только повесил, как флаг под дождем, и блеет: лишь бы ты была сча-а-астлива, Ве-э-э-э-рочка… Вот какое тесто пресное. Преснятина. Вот я сама с ним – перцем-солью и стала! И водкой крепкой стала. И старкой. И – наливкой полоумной…
…дочка, доченька… Умерла ты. Одну тебя и жалко. А так мне больше ничего не жалко. Это он сволочь, он, Полянский. Это он тебя уморил. А не я, не-э-э-эт! Это он меня так достал, так достал, так… что я с тобой пошла гулять, и-и-и… и загуляла… загуляла… Я – домой не хотела возвращаться! К нему! К зануде! Видеть его рожу не хотела! Гуляла с тобой, да, до посиненья! Я-то сама до костей тогда промерзла! Промерзла-а-а… а-а-а-а… а-а-а-а… Налейте, налейте бокалы… Да, до края… а можно – и через край… я отхлебну… и – без закуски… И – чокаться не будем… потому что за помин души… доченькиной душеньки… если за покойников пьют – не чокаются… Я встану. А-а-а-ах! За дочку – я встану. Я встану и выпью за дочку стоя! Вот так! Вот… а-а-а-ах!.. чуть не упала… Не ловите меня, еп вашу мать! Не держите! Я и так стою хорошо! Я!.. За дочку!.. Стоя!.. Царствие ей, блять, небесное… девочке моей… сладенькой… Она ангелочком летает там, да!.. А я – сука. Ну и что?!.. Ах, я вас по руке ударила?!.. И с вилки грибочек, на хрен, соскочил?!.. Вон, вон он прыгает, скользкий!.. в угол укатился… Так и мы укатимся… обронимся с вилки… упадем на пол… и нас – не поднимут… и не съедят… а грязной тряпкой утром замоют… в поганое ведро… в ведро-о-о-о… Я ж говорила вам: эту – я без закуски! Я крепкая. Я знаете сколько выпить могу? Вам и не снилось. Да и мне самой не снилось, ха-а-а-а-а! А Борьке моему что снилось? А ему ряса все снилась. И крест. И Боженька на иконке. Слушайте, выпьем за Борьку, а?! В селе далеком приход у него. Я чуть попадьей не стала, да-а-а-а! Вот бы цирк был, да-а-а-а! Верка – попадья-а-а-а! Попадья-а-а-а-а! Попа… дья-а-а-авола я, вот я кто… Ух-х-х-х… да налей же еще, не видишь, хочу, хочу-у-у-у… чтобы волком не завыть – глотку залью… водочкой?!.. нет, бля, расплавленным свинцом… он, говорят, такой же серебряный… ртутный…