Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

— Доброй ночи! Да благословит вас Господь! — крикнул мужчина в белом смокинге.

Но он не вышел за границы света, и там, где начиналась тьма Элиот-парка, он остановился и махнул рукой.

Я выключил свет, чтобы отец, если подойдет, не увидел призрака в парадном костюме.

— Мне ничего не видно, — взвыл пьяный, и я снова включил свет.

— Убирайся отсюда, а то я вытряхну из тебя все потроха! — заорал я ему.

— Так такие дела не улаживаются, — услышал я крик отца.

— Доброй ночи! Да благословит вас всех Господь! — крикнул мужчина.

Он все еще находился в освещенном круге, когда я выключил свет. Так, в полутьме, я закончил читать письмо Фрейда.

Я НАКОНЕЦ-ТО ДОСТАЛ УМНОГО МЕДВЕДЯ 19. ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ ДЕЛО. У МЕНЯ БЫЛ ХОРОШИЙ ОТЕЛЬ, НО Я СТАЛ СТАР. ОН ЕЩЕ МОЖЕТ СТАТЬ ОТЛИЧНЫМ ОТЕЛЕМ 20, ЕСЛИ ТЫ С МЭРИ ПРИЕДЕШЬ УПРАВЛЯТЬ ИМ. У МЕНЯ ЕСТЬ УМНЫЙ МЕДВЕДЬ, НО МНЕ ТАК НЕ ХВАТАЕТ УМНОГО ГАРВАРДСКОГО МАЛЬЧИКА, ТАКОГО КАК ТЫ!

Отец ворвался в убогое фойе отеля «Нью-Гэмпшир»; в своих тапочках он наткнулся на бутылку из-под пива и пнул ее, его халат начал трепыхаться на сквозняке от открытой двери.

— Он ушел, — сказал я отцу. — Просто какой-то пьяный.

Но отец включил наружный свет, и там, на границе освещенного круга, стоял и махал нам человек в белом смокинге.

— До свиданья! До свиданья! — жизнерадостно кричал он. — Удачи! До свиданья!

Эффект был потрясающий: мужчина в белом смокинге сделал шаг из круга света и исчез, исчез, как будто бы ушел в море, и мой отец ринулся за ним в темноту.

— Эй! — что есть силы кричал отец. — Вернись! Эй?

— До свиданья! Удачи! До свиданья! — раздался голос человека в белом смокинге.

А мой отец стоял на ветру в одних тапочках и халате и смотрел в темноту, пока не замерз; потом он позволил мне затащить его в дом.

Как и всякий рассказчик, я имею право закончить свой рассказ, и я мог бы это сделать. Но я не уничтожил письмо Фрейда; я отдал его отцу, когда образ человека в белом смокинге все еще стоял у него перед глазами. Я отдал письмо Фрейда — как всякий рассказчик, зная (более или менее), куда это нас всех приведет.

Сабрина Джонс, которая учила меня целоваться, чей глубокий подвижный рот произвел на меня, как говорится, неизгладимое впечатление, нашла человека, сумевшего оценить ее вставную тайну; она вышла замуж за адвоката из той же фирмы, в которой работала секретаршей, и родила трех здоровых ребятишек («Бац, бац, бац», — как скажет Фрэнни).

Малютка Так, упавшая в обморок именно в тот момент, когда вставляла себе диафрагму, и чьи восхитительные груди и современные манеры в один прекрасный день перестали казаться мне такими уж уникальными, как тогда, в 1956 году, благополучно пережила свою встречу с Грустецом; я слышал (совсем недавно), что она все еще не замужем и все еще компанейская девочка.

А некто Фредерик Вортер, сорока одного года от роду, всего лишь на волосок выше четырех футов и больше знакомый нашей семье как Фриц, чей цирк по имени «Номер Фрица» предварительно забронировал номера на лето — лето, которого мы ожидали с любопытством и страхом, — купил первый отель «Нью-Гэмпшир» у моего отца зимой 1957 года.

— Могу поспорить, что за бесценок, — скажет Фрэнни.

Мы, дети, так и не узнали, за сколько отец продал отель «Нью-Гэмпшир»; никто больше не бронировал у нас номеров на лето 1957 года, поэтому отец первым написал Фрицу, предупреждая низкорослого короля цирка, что наша семья переезжает в Вену.

— Вена? — продолжала бормотать и качать головой моя мать. — Что ты знаешь о Вене?

— Что ты знаешь о мотоциклах? Или о медведях? Или об отелях? — отвечал ей отец.

— И чему все это тебя научило? — спрашивала его мать, но у отца не возникало сомнений: ведь Фрейд сказал, что умный медведь — это совсем другое дело.

— Я знаю, что Вена — это не Дейри, штат Нью-Гэмпшир, — сказал отец матери.

Он извинился перед Фрицем из «Номера Фрица», сказав, что выставляет отель «Нью-Гэмпшир» на продажу и что цирку надо искать себе другое жилье. Не знаю уж, насколько хорошее предложение сделал цирк «Номер Фрица» моему отцу, но это было первое предложение, и отец его принял.

— Вена? — сказал Младший Джонс. — Ну даете.

Фрэнни могла бы запротестовать против переезда, не желая расставаться с Младшим, но узнала о его «измене» (с Рондой Рей, на Новый год) и охладела к нему.

— Слушай, мужик, скажи ей, что я просто завелся, — попросил меня Младший.