Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

Я не мог понять, о чем она думает.

— Господи! — сказала Фрэнни. — Они ведь действительно любят друг друга, на самом деле любят! — И меня поразило, почему для меня это было чем-то само собой разумеющимся, а мою сестру это, похоже, очень удивило. Фрэнни выпустила мою руку и обхватила себя руками, она сжала себя, как будто хотела окончательно проснуться или согреться.

— А что я буду делать? — сказала она. — Каким это будет? Что случится потом? — спросила она.

Но я никогда не мог смотреть так далеко, как Фрэнни. Я не заглядывал вперед даже на мгновение; Ронда Рей и та была забыта.

— Ты собиралась принять ванну, — напомнил я Фрэнни, которая, кажется, нуждалась в напоминании или в каком-нибудь другом совете.

— Что? — переспросила она.

— Ванну, — сказал я. — Вот что должно случиться потом.

— Ха! — воскликнула Фрэнни. — Да черт с ней! — сказала она. — Насрать на ванну! — сказала Фрэнни и ушла, продолжая стискивать себя за плечи.

Она пошла такой походкой, как будто вот-вот была готова сама с собой пуститься в пляс. Я так и не мог понять, счастлива она или расстроена, но когда я начал с ней дурачиться, танцевать с ней, толкать ее, щекотать под мышками, она принялась танцевать, толкать и щекотать меня в ответ, и мы выскочили из комнаты, где был установлен пульт, и взбежали по лестнице на площадку второго этажа.

— Дождик, дождик, дождик! — принялась орать Фрэнни, а я ужасно смутился.

Ронда Рей открыла дверь своей дневной комнаты и нахмуренно посмотрела на нас.

— У нас танец дождя 13, — сказала Фрэнни. — Хотите потанцевать с нами?

Ронда улыбнулась. На ней была шокирующе-оранжевая ночная рубашка. В руках у нее был журнал.

— Не сейчас, — сказала она.

— Дождик, дождик, пуще, — убежала Фрэнни, пританцовывая.

Ронда покачала мне головой, но очень мило и закрыла дверь.

Я нагнал Фрэнни уже снаружи, в Элиот-парке. Мы могли видеть мать и отца в окне номера «ЗЕ» около пожарной лестницы. Мать открыла окно и позвала нас.

— Сходите за Эггом и Лилли в кино! — сказала она.

— Что вы делаете в той комнате? — крикнул я в ответ.

— Прибираемся! — сказала мать.

— Дождик, дождик, дождик! — орала Фрэнни, и мы побежали в город к кинотеатру.

Эгг и Лилли вышли из кино вместе с Младшим Джонсом.

— Это же детский фильм, — сказала Фрэнни Джонсу, — ты-то как здесь очутился?

— Я просто большой ребенок, — сказал Младший.

Пока мы шли домой, он держал ее за руку, и Фрэнни вышагивала рядом с ним через весь кампус; я шел домой с Эггом и Лилли.

— Фрэнни любит Младшего Джонса? — спросила Лилли серьезно.

— Ну, во всяком случае он ей нравится, — сказал я. — Он ее друг.

— Что? — спросил Эгг.

Это было накануне Дня благодарения.

Младший Джонс оставался с нами на все выходные по случаю Дня благодарения, поскольку его родители не прислали ему достаточно денег, чтобы съездить домой на праздники. И несколько иностранных учащихся школы Дейри, которые жили слишком далеко, чтобы ехать домой на эти каникулы, должны были присоединиться к нам на обед в День благодарения. Всем нравилось, что Младший будет с нами, но пригласить иностранцев, которых никто не знал, — это была идея отца; мать его поддержала, сказав, что это то, для чего День благодарения и был первоначально задуман. Может быть, оно и так — нас, детей, это вторжение не заботило. Постояльцы отеля — вот что было важно в первую очередь; некоторые из них оставались на праздник. Среди них был, как утверждали, знаменитый финский доктор, который приехал сюда навестить свою дочку, учившуюся в школе Дейри. Она была в числе тех иностранцев, которые должны были прийти на обед. Среди прочих был японец, которого Фрэнк знал по своему таксидермическому кружку; японцу пришлось, как мне сказал Фрэнк, поклясться держать в секрете изготовление чучела Грустеца, но английский у мальчика был настолько плохим, что он вполне мог бы пролепетать правду — и никто бы его не понял. Пришли две корейские девочки, у которых были такие милые и маленькие ручки, что Лилли весь обед не могла оторвать от них глаз. Они, возможно, разожгли в Лилли интерес к пище, который у нее полностью отсутствовал раньше. Они ели множество разных вещей своими маленькими пальчиками и делали это так изящно и красиво, что Лилли начала, подражая им, играть со своей едой и, возможно, что-то и съела. Эгг провел весь день, выкрикивая «что?» трагически не понимающему его японскому мальчику. А Младший Джонс все ел, и ел, и ел, и чуть не заставил миссис Урик разорваться от гордости.