Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

Что-то было не так. Белые деревянные ворота на ближнем краю бейсбольного поля казались какими-то слишком белыми, хотя это была самая темная на моей памяти ночь за всю мою жизнь. Что-то было в этих воротах слишком очевидное, неприкрытое.

— Хотелось бы мне, чтобы с нами был Грустец, — сказала Фрэнни.

«Будет с нами Грустец, как же», — подумал я, зная то, чего еще не знала Фрэнни: отец сегодня отвел Грустеца в ветлечебницу на усыпление. В отсутствие Фрэнни состоялась печальная дискуссия о необходимости этого. Лилли и Эгга с нами тоже не было. Были отец, мать, Фрэнк, и я, и Айова Боб.

— Фрэнни этого не поймет, — сказал отец. — А Лилли и Эгг слишком малы. Спрашивать их мнения нет смысла: они еще не научились рационально мыслить.

Фрэнку было наплевать на Грустеца, но даже он, казалось, погрустнел, услышав смертельный приговор.

— Я знаю, что от него плохо пахнет, — сказал Фрэнк, — но это же не смертельная болезнь.

— Для отеля смертельная, — сказал отец. — Пес постоянно переполнен газами.

— И он уже старый, — сказала мать.

— Когда вы будете старыми, — сказал я матери с отцом, — мы не будем вас усыплять.

— А как насчет меня? — спросил Айова Боб. — Полагаю, я следующий на очереди. Надо следить за своими газами, а то еще кончу в доме для престарелых!

— Тут уж ничем не поможешь, — сказал отец тренеру Бобу. — Только Фрэнни по-настоящему любит собаку. Она единственная, кто действительно расстроится, а мы просто должны сделать все, что в наших силах, чтобы это не было так тяжело для нее.

Отец, несомненно, считал, что преждевременное уведомление только усилит страдания: не спрашивая мнения Фрэнни, он не то чтобы струсил, он, конечно, знал, каким оно будет, но от Грустеца надо было избавиться.

Мне было интересно, сколько мы проживем в отеле «Нью-Гэмпшир», прежде чем Фрэнни обнаружит отсутствие старой вонючки, прежде чем она начнет рыскать вокруг в поисках Грустеца, когда отцу наконец придется выложить карты на стол.

— Ну, Фрэнни, — представлял я себе, как отец начнет с ней разговор. — Ты знаешь, что Грустец моложе не становился и все меньше мог себя контролировать.

Проходя мимо мертвенно-белых ворот, под черным небом, я передернулся, подумав о том, как Фрэнни это воспримет.

— Убийцы! — назовет она всех нас, и мы все будем выглядеть виноватыми.

— Фрэнни, Фрэнни, — скажет отец, но та поднимет огромную бучу.

Я пожалел постояльцев отеля «Нью-Гэмпшир», которые будут разбужены тем разнообразием звуков, которое может создать Фрэнни.

Затем я понял, что не так с воротами: на них не было сетки. Конец сезона? — подумал я. Но нет, ведь осталась еще неделя футбола (и европейского футбола тоже). И я припомнил, что все эти годы сетки оставались на воротах до первого снега, как будто только первая пурга напоминала обслуживающей команде о том, что они забыли. На сетках в воротах лежал снег, как на плотной паутине оседает пыль.

— С ворот пропала сетка, — сказал я Фрэнни.

— Велика важность, — ответила она, и мы повернули к лесу.

Даже в темноте мы с Фрэнни могли найти ту тропинку, которой футболисты всегда срезают путь, а все остальные из-за них держатся от нее в стороне.

Хэллоуинская выходка? — подумал я. Стащить сетку с ворот… и тут, конечно, мы с Фрэнни как раз на нее и наткнулись. Внезапно сетка оказалась вокруг нас и под нами, и вдобавок в сетке были еще двое — новичок из Дейри по имени Файерстоун, с лицом круглым, как шина, и мягким, как сыр, и маленький ряженый из города. На ряженом был костюм гориллы, но по размерам он больше напоминал паукообразную обезьянку. Его маска гориллы сбилась на затылок, так что сзади ты видел обезьяну, а спереди — до смерти перепуганного, отчаянно голосящего мальчика.

Это была ловушка, как в джунглях, и обезьянки бешено в ней трепыхались. Файерстоун пытался лечь, но сетка все время не давала ему это сделать. Он столкнулся со мной и сказал:

— Извините.

Потом он столкнулся с Фрэнни и сказал:

— Извините, ради бога.

Каждый раз, как только я пытался встать на ноги, сетка колыхалась и не давала мне этого сделать, и я снова падал. Фрэнни, стоя на четвереньках, пыталась сохранить равновесие. В сети вместе с нами был большой коричневый бумажный пакет, который изрыгал хэллоуинские гостинцы, добытые мальчиком в костюме гориллы: сахарная воздушная кукуруза, липкие шарики прессованной кукурузы, леденцы в хрустящих целлофановых обертках — все это рассыпалось под нами в труху. Мальчик в костюме гориллы кричал, истерично захлебываясь, словно вот-вот задохнется, Фрэнни обняла его и попробовала успокоить.