Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

— Я хочу сказать, — говорил он, — что если Захер наложит кучу посреди Сентрал-Парк-Саут, как, по-вашему, я должен эту кучу найти? Достаточно неприятно подбирать дерьмо за собакой, но если ты к тому же его и не видишь, это вообще невероятно тяжко. Я не буду этого делать! — кричал он. — Если какой-нибудь добрый гражданин-законник только попробует заговорить со мной об этом, только предположит, что я несу ответственность за собачьи испражнения, думаю, я воспользуюсь своей битой!

Но пока мой отец от этого был свободен. К тому времени, когда они приняли закон о собачьем дерьме, мы уже не жили в Нью-Йорке. В хорошую погоду Захер и отец ходили на прогулку без сопровождения, они прогуливались между «Стэнхоупом» и Центральным парком, и мой отец мог позволить себе не видеть собачье дерьмо.

В квартире Фрэнка собака спала на коврике, лежавшем между моей и отцовской кроватями, и порой в полудреме я задумывался, кому снятся сны — Захер или отцу.

— Итак, тебе снился «Арбутнот-что-на море», — скажет Фрэнни отцу. — А что еще нового?

— Нет, — сказал отец. — Это бы не старый сон. Я хочу сказать, что в нем не было вашей матери. Мы не были опять молоды или что-то в этом роде.

— И никаких мужчин в белых смокингах, папа? — спросила его Лилли.

— Нет-нет, — сказал отец. — Я был стар. Во сне я был даже старше, чем сейчас, — сказал он (ему тогда было сорок пять). — Во сне, — сказал отец, — я просто шел вдоль берега вместе с Захер. Мы просто прогуливались, обходили весь отель, — сказал он.

— Обходили руины, ты хочешь сказать, — заметила Фрэнни.

— Ну, — хитро сказал отец, — я, конечно, не мог толком разглядеть, в руинах ли все еще «Арбутнот», но мне казалось, что его восстановили. У меня было такое чувство, что его полностью отремонтировали, — сказал отец, перенося куски пищи со своей тарелки на колени и далее в пасть Захер. — Это был совершенно новый отель.

— И клянусь, он был твой, — сказала ему Лилли.

— Вы же сказали, что я могу делать все что угодно, разве не так, Фрэнк? — спросил отец.

— Во сне ты владел «Арбутнотом-что-на-море»? — спросил его Фрэнк. — И он был полностью восстановлен?

— Все было в ажуре, да, пап? — спросила его

Фрэнни.

— В полном ажуре, — кивнул отец; Захер тоже кивнула.

— Так ты этим хочешь заняться? — спросил я отца. — Хочешь купить «Арбутнот-что-на-море»?

— Ну, — сказал отец, — название надо будет, конечно, поменять.

— Конечно, — сказала Фрэнни.

— Третий отель «Нью-Гэмпшир»! — воскликнул Фрэнк. — Лилли! — закричал он. — Ты только подумай! Еще один телесериал!

— Я еще и над первым сериалом толком не поработала, — обеспокоенно сказала Лилли.

Фрэнни присела рядом с отцом, положила руки ему на колени; Захер принялась лизать ей пальцы.

— Опять? — спросила Фрэнни отца. — Хочешь опять начать все сначала? Ты понимаешь, что это вовсе не обязательно?

— А что еще мне делать, Фрэнни? — улыбнулся он. — Это последний, обещаю, — сказал он, обращаясь уже ко всем нам. — Если я не смогу сделать из «Арбутнота» что-то особенное, то выброшу белый флаг.

Фрэнни взглянула на Фрэнка и пожала плечами; я тоже пожал плечами, а Лилли просто закатила глаза.

— Ну что же, — сказал Фрэнк. — Для начала надо навести справки, кто там хозяин и сколько это стоит.

— Я не хочу видеть его, если он там все еще хозяин, — сказал отец. — Не хочу видеть этого сукина сына.

Отец всегда говорил, что не хочет «видеть» того или сего, а мы всегда сдерживались, чтобы не сказать ему, что ничего «видеть» он не может.

Фрэнни заявила, что она тоже не хочет видеть человека в белом смокинге, а Лилли сказала, что она постоянно видит его во сне; она уже устала от него, сказала Лилли.

Это нам с Фрэнком придется нанять машину и проделать весь путь до самого Мэна; по дороге Фрэнк вздумает учить меня вождению. Мы снова взглянем на руины «Арбутнота-что-на-море» и отметим, что руины не слишком-то изменились. Интересно, по каким обычно критериям определяют изменения в руинах после того, как они уже стали руинами? Однажды превратившись в руины, руины остаются почти неизменными. Мы обнаружили новые следы вандализма, но заниматься вандализмом на развалинах не очень-то интересно, и это место почти не изменилось с осени 1946 года, когда мы все прибыли в «Арбутнот-что-на-море» только для того, чтобы увидеть смерть Эрла.

Мы без труда узнали ту пристань, на которой был застрелен Штат Мэн, хотя пристань, да и все окружающие ее пристани были перестроены, и на воде появилось множество новых лодок. «Арбутнот-что-на-море» выглядел как маленький призрачный город, а вот то, что раньше было изящной старомодной рыбацкой деревушкой, раскинувшейся у подножия отеля, превратилось в маленький неряшливый туристический городок. Там была пассажирская пристань, на которой можно было взять напрокат лодку и купить нереисов, а в пределах видимости частного побережья «Арбутнота-что-на-море» был галечный общественный пляж. Так как вокруг не было никого, кто бы об этом заботился, «частная» территория фактически уже не была частной. Когда мы с Фрэнком прибыли туда, две семьи устроили на территории отеля пикник; одна из них приплыла на лодке, а другая проехала вдоль всего берега на машине, по той же «частной» дороге, по которой приехали и мы с Фрэнком, мимо выцветшей вывески, которая все еще сообщала: «Закрыто до начала сезона!»