Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

— Пожалуйста, увези свою семью, — шептала она. — Особенно Лилли, — сказала она. — Маленькую Лилли, — бормотала она.

— Не хотят же они взорвать и отель тоже, правда? — спросил я Фельгебурт.

— Никто не останется в стороне, — зловеще сказала она, — иначе во всем этом не будет смысла. — И я услышал за ее словами голос Арбайтера или всеохватную логику Эрнста.

Фаза, необходимая фаза. Всё. Schlagobers, эротика, Государственная опера, отель «Нью-Гэмпшир» — все должно погибнуть. «Это все декаданс, — слышалось мне с их характерной интонацией. — Это все отвратительно». Они разнесут Рингштрассе со всеми любителями искусства, со старомодными идеалистами, достаточно глупыми и несовременными, чтобы любить оперу. Они найдут не ту, так другую причину, чтобы все это взорвать.

— Обещай мне, — прошептала мне в ухо Фельгебурт. — Ты увезешь их. Свою семью. Всех.

— Обещаю, — сказал я. — Конечно, обещаю.

— А теперь, пожалуйста, войди в меня снова, — сказала Фельгебурт. — Пожалуйста, войди в меня. Я хочу почувствовать это, только один раз, — добавила она.

— Почему только один раз? — удивился я.

— Просто сделай это для меня, — сказала она. — Сделай для меня все.

Я сделал для нее все. Я сожалею об этом; я постоянно чувствую из-за этого вину — это был такой же отчаянный и безрадостный секс, как любой секс во втором отеле «Нью-Гэмпшир».

— Если ты думаешь, что умрешь раньше, чем у тебя может появиться ребенок, — сказал я Фельгебурт позже, — почему бы тебе не уехать тогда же, когда уедем и мы? Почему бы тебе не уехать до того, как они это сделают или попытаются сделать?

— Я не могу, — просто ответила она.

— Почему? — спросил я.

У этих радикалов из нашего отеля «Нью-Гэмпшир» я всегда спрашивал почему.

— Потому что я должна буду вести машину, — сказала Фельгебурт. — Я буду водителем, — сказала она. — А в машине и есть главная бомба, та, от которой сработают все остальные. Ведь кто-то должен повести эту машину, и это буду я. Я повезу бомбу, — сказала Фельгебурт.

— Почему ты? — спросил я, стараясь удержать ее, пытаясь заставить ее прекратить дрожать.

— Потому что мной можно пожертвовать, — сказала она, и я снова услышал холодный голос Эрнста, почувствовал прямолинейный, как газонокосилка, ход мыслей Арбайтера.

Я понял, что даже ласковая Швангер приложила руку к тому, чтобы убедить ее в этом, чтобы Фельгебурт в это поверила.

— А почему не Швангер? — спросил я мисс Выкидыш.

— Она слишком важна, — ответила Фельгебурт. — Она великолепна, — сказала она с обожанием и чувством самоуничижения.

— А почему не Ключ? — спросил я. — Он ведь явно знает толк в машинах.

— Именно поэтому, — ответила Фельгебурт. — Он слишком необходим. Понадобится строить другие машины, делать другие бомбы. Но мне не нравятся их планы насчет заложников! — внезапно взорвалась она. — Заложников можно найти и получше.

— И кто же заложники? — спросил я.

— Ваша семья, — сказала она. — Потому что вы американцы. Тогда нас заметят не только в Австрии, — сказала она. — В этом-то вся идея.

— Чья идея? — спросил я.

— Эрнста, — ответила она.

— А почему бы Эрнсту не вести машину? — поинтересовался я.

— Он идеолог, — сказала Фельгебурт. — Он все это и выдумал. Все, — добавила она. — Я думаю, действительно все.

— А Арбайтер? — спросил я. — Он что, не умеет водить машину?

— Он слишком предан, — сказала она. — Мы не можем позволить себе терять преданных людей. А я не такая преданная, — прошептала она. — Посмотри на меня! — заплакала она. — Я все тебе рассказала, правда?

— А Старина Биллиг? — спросил я, наклоняясь ниже.

— Ему нельзя доверять, — сказала Фельгебурт. — Он даже ничего не знает об этом плане. Он слишком скользкий. Он думает только о том, как бы выжить самому.

— А это плохо? — спросил я ее, зачесывая ее волосы назад, убирая их с ее испещренного сосудиками лица.

— На этом этапе — плохо, — сказала Фельгебурт. И я понял, кто она такая на самом деле: чтец, всего лишь чтец. Она прекрасно читает истории других людей, и не более того; она идет куда положено, она следует за лидером. По той же причине, по которой радикалы хотели усадить ее за руль, я хотел, чтобы она читала мне «Моби Дика». И я, и они знали, что она это сделает, что она не остановится.

— Мы все сделали? — спросила меня Фельгебурт.

— Что? — сказал я и моргнул. Я всегда моргал, когда слышал эхо Эгга; даже от себя самого.

— Мы все сделали, в сексуальном плане? — спросит Фельгебурт. — Это все? Больше ничего?