А потому Патрик и не заметил, как нелепо звучат его слова о «дополнительных условиях». Обычная реакция телевизионщика: сказать первое, что придет в голову, но только не молчать. (Вроде того, что он ляпнул Бригитте: «Немецкие девушки у нас сейчас очень популярны».)
Впрочем, доктор Заяц был счастлив: инициатива в этом деле с пересадкой руки оказалась — извините за дурацкий каламбур — полностью в его руках.
Глава 4
Японская интерлюдия
«Видно, это какой-то рок», — думал впоследствии Уоллингфорд, вспоминая свои поездки в Азию. В Индии он потерял руку. А в Японии?
Его командировка в Токио, еще не начавшись, пошла наперекосяк — если принять за отправную точку идиотское предложение, которое он все-таки сделал Мэри. Уоллингфорд и сам считал, что поступил как последний дурак. Обидел молоденькую беременную женщину, которая недавно вышла замуж, чьей фамилии и вспомнить не может! Зато он помнил взгляд, которым Мэри одарила его напоследок И вовсе не потому, что она такая уж красотка, хотя она, конечно, была очень хорошенькая и он не мог не обратить на нее внимания. Просто по глазам ее Уоллингфорд понял, что интрижка с ней способна нанести ему куда более серьезный ущерб, чем обычные сплетни; в прекрасных глазах Мэри таилась злоба, искавшая выхода, жестокость, глубину которой трудно было определить.
Затем, уже в самолете, летевшем в Токио, Патрик принялся сочинять свою речь. Как это ни смешно, но именно ему, разведенному и не собирающемуся более вступать в брак мужчине, эдакому незадачливому селадону (он снова подумал о беременной Мэри), придется открывать конференцию на тему «Будущее женщин», да еще в Японии, где незыблемо правило: «Женщина, знай свое место!»
Между прочим, Уоллингфорд не умел ни писать, ни произносить речей; он привык обращаться к публике, имея перед глазами бегущие строчки телесуфлера. (Текст к телесюжетам писали другие.) Но, если внимательно прочесть список участниц конференции, — исключительно женщин! — может быть, удастся отыскать несколько лестных слов в адрес каждой, а этого вполне достаточно для вступительной речи.
Увы, читая список имен, он убеждался в том, что ему решительно нечего сказать о профессиональных достижениях участниц женской конференции. Кое-что он знал лишь об одной из них, и самый большой комплимент, который сейчас приходил ему в голову — что он с удовольствием с нею переспал бы, хотя видел ее только на экране телевизора.
Патрику всегда нравились немки. Например, та женщина-звукооператор, не носившая бюстгальтера, что входила в их съемочную группу в Гуджарате; та блондинка, которая, потеряв сознание, упала прямо в тележку с сырым мясом; та предприимчивая Бригитта, чье имя пишется с двумя «т». А эту немку, участницу токийской конференции, звали Барбара, ее имя невозможно написать с ошибкой. Она, как и сам Уоллингфорд, была тележурналисткой, но, в отличие от него, куда более успешной, чем знаменитой.
Барбара Фрай вела утренний выпуск новостей на канале ZDF. Ее отличал звучный, хорошо поставленный голос, осторожная улыбка и тонкие губы. Пепельные волосы до плеч она аккуратно заправляла за уши. У нее было красивое лицо с гладкой кожей и высокими скулами; в мире Уоллингфорда такое лицо сочли бы просто созданным для телевидения.
На экране Барбара Фрай всегда появлялась в брючном костюме — черном или темно-синем, весьма напоминавшем мужской; она никогда не надевала под пиджак ни блузок, ни рубашек, с удовольствием демонстрируя красивые шею и грудь, а также совершенно прелестные ключицы — и, надо сказать, имела на это полное право. В ушах она обычно носила изящные маленькие сережки-гвоздики — чаще всего с изумрудами или рубинами, насколько мог судить Патрик, а он неплохо разбирался в женских украшениях.
Но если перспектива познакомиться в Токио с Барбарой Фрай и внушала некие надежды, то вряд ли он мог рассчитывать, что Барбара или кто-то другой из участниц конференции поможет ему написать проклятую речь.
В списке значилась также кинорежиссер из России — Людмила Словабода. (Мы не во всем полагаемся на фонетическое чутье Патрика, так что будем звать ее просто Людмила.) Фильмов ее, впрочем, Уоллинг-форд никогда в жизни не видел.
Среди участниц обнаружилась датская писательница по фамилии Йенсен, имя которой в тех материалах, которые вместе с приглашением получил от японцев Патрик Уоллингфорд, писалось тремя различными способами: Бодиль, Бодайль и Водил (ударение на «о»). Уоллингфорд посчитал, что правильнее Бодиль — ударение на «и» — но был в этом не совсем уверен.
Читать дальше