Фелисьен Марсо - На волка слава…

Именно тогда я начал бродить. Как так бродить? Просто так, бродить, слово, я думаю, достаточно понятное. Слоняться, болтаться по улицам. Или, если вам больше нравится, фланировать. Бесцельно бродить. Вышагивать по тротуарам. Шляться без дела. Зачем? Просто так. Ради удовольствия. Почему вы курите трубку? Почему ходите в кафе? Чтобы пить? Но вы можете пить дома. Это обойдется вам даже дешевле. Дело в том, что в кафе вы идете для того, чтобы избежать некой пустоты и найти там некую наполненность. Разве не так? То же самое можно сказать и об Эмиле Мажи. У меня была Роза, но не так часто, два раза в неделю, так она почему-то решила. А в дни без Розы что мне оставалось делать? Квартиру я воспринимал как пустоту, где я должен был сидеть рядом с женщиной, которая была мне чужой.

Я предпочитал слоняться, бродить, выписывать крюки по улицам.

И вот однажды я заметил, что это доставляет мне удовольствие, что у меня в этот момент выделяется слюна, как если бы я был с Розой. Такое же ощущение. Точно такое же. Ощущение, будто я живу, растворившись в чем-то другом. Погружаясь в темный и шевелящийся мир, в котором не осталось наконец никаких причин. Мир без причин Розы. Мир без причин бродяг. ПОТОМУ ЧТО ТАКОЙ СУЩЕСТВУЕТ, МИР БРОДЯГ.

Следует сказать, что вначале я не отдавал себе в этом отчета. Или, скорее, я только предчувствовал, только едва касался, не смея нажать посильнее. Я тогда еще не совсем вылечился от системы. Я говорил себе: бродить? Удовольствие бродить! То же самое, что и с Розой? С Розой, которая даже и не слышала об этом. Рассматривать витрины, что ли, да? Но я не смотрел на магазины. Размять ноги? Может, и это тоже. Но я совершенно не думал о своих ногах, и иногда мое бродяжничество состояло в том, что я ездил на метро. Подышать воздухом? Но если бы я хотел подышать воздухом, я гулял бы по саду Тюильри, по аллее Кур-ля — Рен. А то ведь я-то ходил по улице Кардине, по улице Сицилийского короля, по бульвару Клиши. И что? А то. Я заметил, что я был не один… Что я бродил не один. Просто представить себе невозможно, сколько их, мужчин и женщин, бродит по улицам. Но, чтобы заметить это, нужно начать бродить самому. В противном случае ничего не увидишь. Это как система. Когда находишься в ней, ни о чем даже не подозреваешь. НЕ МОЖЕТ ДАЖЕ В ГОЛОВУ ПРИЙТИ. У каждого есть свои причины, и каждый пытается обнаружить причины других людей. А потом, в один прекрасный день, обнаруживаешь, что нет никаких причин, и появляется другой мир, другая вселенная, о существовании которой, пока находишься в системе, не подозреваешь. То же самое можно сказать о бродяжничестве. И об улицах тоже. На улицах ведь тоже кажется, что на некоторой высоте, где-то между уличными фонарями, как бы все определяет решетка, решетка обоснований, решетка побудительных причин, извинений, на которой подвешены идущие по улицам люди.

— Я нахожусь на улице Водонапорной. Почему я нахожусь на улице Водонапорной? Потому что я должен пройти к мэрии десятого парижского округа. А почему я нахожусь на улице Шапон? Потому что я иду на улицу Бобур, где у меня есть дело.

Так.

А внизу, под решеткой, в тени находятся неподвешенные, неприкрепленные, наконец, свободные люди, те, которые бродят, те, для кого улица Шапон является не местом сообщения, а просто местом, откуда люди выходят не для того, чтобы пройти на улицу Бобур, а по той единственной причине, что улица Шапон не очень длинная, и из нее в конце концов куда-нибудь выходишь. Те, которые ищут, сами не зная что. А поскольку они не знают, что ищут, у них нет никакой причины быть на какой-то другой улице, а не на улице Шапон. Я выдумываю? Нет. И я повторяю: чтобы понять это, нужно побродить самому. В противном случае видишь только прохожих. Попытайтесь же. Попробуйте поверить улице. Начните бродить. И смотреть. Вот идет быстрым шагом пожилой господин, у которого такой решительный вид и который вдруг с рассеянным видом возвращается назад. Может, он забыл что — то? Но вы пойдите за ним. Он ничего не забыл. Просто у него появилась тревожная мысль оттого, что он сейчас покинет эту улицу, на которой НАВЕРНЯКА есть то, что он ищет. Вероятность того, что оно там есть, тем более велика, что он пока еще не представляет себе, что же ему нужно. А вот другой человек. Он медленно прогуливается, и можно было бы поклясться, что он поджидает свою подружку. Но посмотрите. Никто к нему не подходит. Он только ищет. И сколько же их таких! Сколько их! Поверьте мне, после стольких наблюдений я могу вам точно сказать, что на улицах Парижа из четырех прохожих один ходит без цели. Без какой — либо причины. Просто так. Один из четырех, схваченный при облаве, не смог бы ответить, если бы его спросили, почему в такой-то день и в такой-то час он проходил по улице Блан-Манто. Или он будет вынужден лгать. Истина! Истина! Ох, уж эта мне истина! Смех да и только. Одна четвертая истины находится под решеткой, в тени, под помостом. Ниже логики. Ниже очевидности.