Фелисьен Марсо - На волка слава…

Дело в том, что я научил ее говорить «большая свинья» вместо того, чтобы говорить «бабушка». Но только, если госпожа Мазюр приходила одна. Я думаю, это понятно. Госпожа Мазюр была очень удивлена. Я переспросил:

— Большая свинья? Вам, должно быть, приснилось, дорогая теща. Где ребенок мог услышать такое? Вам померещилось.

Она не посмела выяснять дальше. Может, она действительно подумала, что в ее возрасте может и померещиться. Ей, вероятно, было неприятно.

— Сегодня к нам должна прийти большая свинья. Когда она придет, скажите…

И вот является госпожа Мазюр. Ставит коробку с марципанами. И Марта ей:

— А папа всегда говорит, что когда ты к нам приходишь, то только надоедаешь своими приходами.

Тут госпожа Мазюр потеряла хладнокровие. Она подняла руку. Я бросился.

— Трогать моего ребенка!

— Но, Эмиль…

— Я вам запрещаю бить моего ребенка.

— Но вы слышали, что она сказала?

— Хе, хе, дорогая теща, устами младенца глаголет истина.

Она заплакала. Марта подошла к ней, доброе маленькое сердечко.

— Ты плачешь, большая свинья?

Госпожа Мазюр воскликнула: о! (краткое о, как будто прерванное).

Она встала. И ушла, морща рот, как зад обезьяны, чтобы не расплакаться. А Марта в это время вовсю трудилась над марципанами. На следующий день Мазюр предпринял демарш. Но у него получалось не лучше, чем у адвоката Дюгомье: он с трудом верил в то, что говорил.

— Теща никогда не понимала шуток, — сказал я ему.

Он радостно засмеялся.

— Что правда, то правда.

Тем не менее они больше никогда не приходили.

— Почему не приходит тетя Шарлотта?

— Потому что ее посадили в тюрьму.

— А за что?

— За то, что она говорила правду.

А вот Роза приходит часто. Марта ее очень любит, и я поощряю эту привязанность. Потому что Роза нисколько не изменилась. Ничто не может вывести ее из равновесия. Ничто не может поколебать ее твердое, как скала, безразличие. Я хотел бы, чтобы Марта была похожа на нее. Я сижу рядом и стучу на своей машинке. Слушаю их разговоры. Потом мы оставляем Марту с ее игрушками и переходим в мою комнату. Роза снимает блузку.

— Вот груди! — говорит она. — Ты где-нибудь еще видел такие?

И с грустью гладит их.

— Как подумаешь, что когда-нибудь все это будет под землей.

В течение какого-то периода времени приходила и Элиза. Не очень регулярно. Иногда два дня подряд, потом могла не приходить месяца три.

— Я пришла посмотреть, как поживает Марта.

Все та же система Мазюров. Быть рядом. Говорить рядом. Хотя Марте-то в общем плевать на Элизу. Она же думает о другом. Потом в конце концов Элиза перестала приходить. И это даже к лучшему. В первое время мне приходилось также отвечать на какие-нибудь брачные объявления или что-то в этом роде. Тут тоже существует свой запутанный, темный, странный мир, где есть чем поживиться. Об этом можно было бы рассказать немало интересных историй. Но я отказался от этого. Остается Марта. Остаемся мы двое, остается наша маленькая жизнь, наша маленькая планета. Наша планета удаляется все дальше и дальше.

Рассказчик каламбурит, подменяя слово «fez» (фески) почти так же звучащим словом «fesses» (ягодицы).