Нина Воронель - Ведьма и парашютист

Я помню, как на одном многолюдном сборище на сцену выскочил какой-то начинающий поэт и стал призывать нас к восстанию. "Мы должны разрушить

это прогнившее общество, идеал которого прост как считалка: производить, чтобы иметь возможность потреблять то, что произведено, и опять производить, и опять потреблять, и так без конца. А наша задача - положить этому конец!". Тут все завыли от восторга и кто-то громко крикнул: "Психи, к оружию!" Потом я узнала, что Хорманн действительно вел переговоры с террористической группой Баадера-Майнгоф о нашем присоединении к ним. Но тогда я ни о чем таком не подозревала, мне просто нравилось ходить на вечеринки "пациентов", там всегда красиво говорили о чем-нибудь важном и пели хором "Психи, к оружию!".

Там я чувствовала себя героиней захватывающего приключенческого фильма.

- Ну, а при чем тут Руперт? Он что, тоже был "пациент"?

- Потерпи, сейчас я дойду и до Руперта. Постепенно отношения руководства Коммуны с властями обострялись, тем более, что всю Европу к тому времени поверг а трепет левый террор. Ты даже не представляешь, что у нас тогда творилось - террористы взрывали поезда, похищали и убивали известных людей поджигали универмаги, похищали самолеты.

- Еще бы! - усмехнулся Ури. - Куда мне это понять? Ведь у нас ничего подобного не бывало!

Инге виновато поцеловала его где-то за ухом:

- Прости! Я забыла, что у вас тоже так.

- Или тебе вдруг показалось, что в отличие от вас мы это заслужили? Твой друг Руперт мне сегодня что-то в этом роде объяснял.

- Мой друг Руперт? Ну знаешь! Неплохого друга ты мне выбрал!

- Но ты ведь мне так и не рассказала, в чем он провинился!

- Да нет, ни в чем таком он не провинился, просто у меня с ним связаны неприятные воспоминания. У нас в коммуне была одна девушка - то ли Беттина, то ли Беата, надо же, как я могла забыть? Настоящая пациентка, а не социальная - толстая, отечная, несчастная, вечно искала себе мужика, но редко находила. Из-за этого или из-за чего другого, но она в конце концов выбросилась из окна и разбилась насмерть. В записке, которую она оставила, она обвиняла в своей смерти всех сытых и довольных. Эта записка была опубликована в одной из центральных газет, а в другой газете появилась статья, намекающая, что Коммуна довела бедную Беттину до самоубийства для утверждения своих радикальных идей. В Коммуне разразилась буря протестов и Хорманн созвал экстренное собрание. Мы должны были показать всему обществу, что это мы судим его, а не оно нас. И что мы готовы к бою. Хотя меня к тому времени уже начали точить какие-то неопределенные сомнения, на собрание я все таки пошла: мне было жалко Беттину. Собрание было в университетском спортзале, туда набилось человек триста, а то и больше, стульев не было, сидели на полу. На стульях за столом сидели только члены правления КСП и приглашенные гости из Берлина - мрачная, очень худая женщина огромного роста по имени Марике - говорили, что она нелегальная и это ее подпольная кличка - и наш дорогой Руперт.

- Что, Руперт тоже был нелегальный?

- Что ты, он всегда был легальный, он ведь так обожает красоваться у всех на виду! Но выступает он как самый крайний авангардист и радикал. Вся эта история произошла до того, как он сжег свои картины, - тогда он еще считался художником и волосы у него еще не поседели. А может, он их красил, кто его знает, с него вполне могло статься. Во всяком случае, когда он встал, чтобы произнести речь, наши девчонки захихикали и нашептали мне, что он никогда не носит трусов и шьет себе на заказ шелковые брюки в обтяжку, чтобы выставить напоказ все свое богатство. Я потом присмотрелась и - что ты думаешь? Он точно был без трусов!

- Да ну? А я ничего такого не заметил.

- Возможно, с возрастом ему стало нечем хвастаться и он сменил свои привычки.

- Не из-за трусов же ты не не захотела сознаться, что была с ним знакома?

- Да не была я с ним знакома! У тебя просто не хватает терпения дослушать! - вспыхнула Инге, но тут же мысленно себя одернула: "Спокойней, соберись с мыслями, ты ходишь по лезвию ножа!".

За окном почти стемнело и на площадь, все еще отсвечивающую розовым даже в сумерках, опять начали съезжаться машины и стекаться людские толпы. Инге облокотилась на низкий подоконник и сказала:

- Какая удобная точка для человека с автоматом! Надо было позвать Руперта к нам сюда, он бы это оценил.

- Он что, призывал вас к вооруженной борьбе?

- Что-то в этом роде. Перед его выступлением по залу разбросали фотографии Беттины в гробу и одна девушка закричала, что раз Беттина не могла жить в этом обществе, значит, она-то и была по-настоящему здоровой. Подхватив эту идею Руперт произнес зажигательную речь, - я уже не помню подробностей, помню только, что он поздравил нас с тем, что мы "пациенты". Если больное общество считает нас больными, - объявил он нам - мы должны быть польщены, потому что это - признание нашего истинного здоровья. Но поскольку наши права ущемлены, мы, отстаивая их, имеем право, как и всякое меньшинство, в случае необходимости прибегать к насилию. В ответ на его речь кто-то потребовал, чтобы мы немедленно вышли на улицы и начали громить потребителей в их храмах, то-есть в магазинах и ресторанах, но ему возразили, что не все к этому готовы. Тут в зал вбежал доктор Хорманн - я в суматохе как-то даже не заметила его отсутствия, - и крикнул, что против Коммуны готовится полицейский рейд. Передние ряды стали скандировать: "Психи, к оружию! Психи, к оружию!", а тощая террористка Марике вытащила из-под стола ящик, полный ружей и стала раздавать их желающим. Тут началась настоящая вакханалия, - все повскакали со своих мест и ринулись за оружием. Кажется, я одна осталась сидеть на полу, потому что где-то на окраине сознания у меня возник вопрос, как ящик с ружьями оказался под столом? Этот вопрос просто пригвоздил меня к полу - неужели весь этот спектакль был спланирован заранее? Я вглядывалась в искаженные безумным восторгом лица своих товарищей по Коммуне и думала: "Что я здесь делаю?". Тут кто-то наступил мне на руку и я испугалась, что меня сейчас затопчут. Я поднялась с места и пошла к выходу. К счастью, в эту минуту никто не обратил на меня внимания, так что мне удалось незаметно выскользнуть из зала. Я прикрыла за собой дверь и быстро пошла к воротам. Пройдя несколько шагов я услышала за спиной торопливые шаги. Кто-то звал меня: "Девушка, погодите, возьмите меня с собой!". Я обернулась и увидела Руперта - он бежал за мной и был совсем близко. Убедившись, что я его заметила, он простер ко мне руки, а я от него шарахнулась, как от прокаженного: его шелковые брюки в обтяжку не оставляли сомнения в том, что наши девчонки были правы. Меня охватило отвращение и я помчалась от него прочь, как хороший спринтер. Он сперва пытался меня догнать, но быстро отстал и только кричал мне вслед: "Куда вы уносите такие красивые ножки?", но я даже не обернулась. Вот и все. Больше я его не видела.