Нина Воронель - Ведьма и парашютист

Все утро, пока мы с Ури мыли свинарник, мне хотелось спросить у него, что такое еврей, но у меня никак не выходило. Каждый раз, когда мы с ним встречались возле крана, я открывал рот, чтобы задать свой вопрос, но язык у меня прилипал к зубам, и слова застревали, не знаю, почему. Я как будто боялся, что Ури рассердится на меня, как он рассердился вчера на тех охотников в "Губертусе".

Когда мы закончили кормить свиней, Ури спросил, не хочу ли я пойти с ним осматривать старую водяную цистерну, из которой выливали воду, когда на замок нападали враги. Я хотел сказать, что хочу, но вспомнил, как мы прошлый раз спускались по темной лестнице в темный вонючий подвал, и спросил:

- Надо будет спускаться в подвал?

Ури засмеялся - он тоже вспомнил, как я испугался тогда в подвале.

- Не трусь, - сказал он, - Если даже понадобится лезть в подвал, я полезу один.

Мы взяли два фонаря и веревку и пошли через кухню к подземному коридору. Когда мы проходили мимо фрау Инге, которая жарила что-то вкусное на большой сковородке, она спросила:

- Куда это вы с веревкой?

- Идем в башню, делать кое-какие обмеры, - ответил Ури, остановился возле фрау Инге, протянул руку через ее плечо и приподнял сетчатый круг, которым она прикрывает сковородку, чтоб не брызгалась:

- Что за чудо ты тут создаешь?

Фрау Инге засмеялась и не больно хлопнула Ури по руке, чтобы он накрыл сковородку и не разбрызгивал жир:

- Секрет! Придешь обедать - узнаешь.

Ури опустил крышку на место и поцеловал фрау Инге за воротник, туда, где кусочек шеи выглядывает у нее из-под волос. У меня от этого поцелуя сразу пропал аппетит, и я стал думать, что если бы я мог вот так просто целовать фрау Инге в шею под волосами, я бы вообще никуда не пошел, а остался бы возле нее и целовал бы ее еще и еще. И еще, и еще! Но Ури не остался с ней и даже не поцеловал второй раз, а сказал:

- Все-то у тебя секреты!

Потом снял со стены связку с двенадцатью красавцами и направился к выходу, а я пошел за ним, хотя мне очень хотелось остаться.

Может быть, если бы на этот раз Ури повел меня вниз, в тот вонючий подвал, я бы с ним не пошел, а вернулся бы на кухню и смотрел, как фрау Инге наклоняется над плитой и протягивает руки к сковородке. Я бы тихо сидел и смотрел, и никто бы не знал, о чем я думаю. А я бы мог думать, что я подхожу к фрау Инге сзади, беру ее за плечи и целую в шею под волосами. Но мы не стали спускаться вниз, а наоборот, поднялись по лестнице наверх и вышли на дорожку, идущую по стене вдоль зубцов. По этой дорожке мы дошли до маленькой башни, которую можно было увидеть только со стены, и Ури сказал:

- Смотри. Это водяная цистерна.

Я посмотрел, но ничего интересного не увидел - башня как башня, из красных камней, как все другие, а с одного боку под крышей полукруглая дыра, то ли дверь, то ли окно. И все. Я так и сказал Ури:

- Ну вижу, цистерна. И что с того? Ничего интересного.

Ури сел на дорожку, положил рядом с собой веревку и фонарь, вытащил из-за пазухи большой, много раз сложенный лист, развернул его и расстелил на камнях.

- Сейчас мы узнаем, есть тут что-то интересное или нет, - он похлопал рукой по дорожке рядом с собой, - Садись, давай посмотрим, что тут нарисовано.

Я сел рядом с Ури и уставился на лист, но никакой картинки там не увидел. По-моему, ничего там не было нарисовано, просто кое-как наляпаны непонятные линии и полоски. Некоторые линии даже не были проведены ровно, они часто шли снизу вверх или сверху вниз и вдруг сворачивали в сторону поперек самих себя, а полоски вообще были всякие, иногда даже кривые и косые. Среди линий и полосок были разбросаны без всякого порядка разные кружки, квадратики и треугольники. Но Ури, по-моему, так не думал: ему очень нравилось то, что он видел на этом листе.

- Смотри! - закричал он так громко, что я даже вздрогнул, - Тут, оказывается, есть подземный ход!

Я сделал вид, что я различаю что-то среди кривых линий и полосок, в которые упирался его палец, но на самом деле я ни черта не различал, потому что этих линий и полосок было слишком много. Мне вдруг стало очень обидно, что я такой идиот и не различаю, чего другие различают с одного взгляда. И я взял и ляпнул:

- Подумаешь! Да я по этому подземному ходу, может, тысячу раз лазил!

Ури уставился на меня, будто никогда до того меня не видел, и жутко обиделся:

- Сам лазил, а мне не рассказывал? А еще друг называется!

И мне ничего не осталось, как рассказать ему страшную тайну, про которую я поклялся Карлу на крови, что умру, а не проболтаюсь. Ури внимательно выслушал меня, но ни слова не сказал, - глаза у него сделались стеклянные, и он опять уткнулся в свой план. Мы так долго молчали, что мне даже на секунду показалось, будто я уже умер. Но тут Ури углядел на плане что-то новое, он схватил меня за рукав и стал тыкать пальцем в какую-то другую точку: