— Не хотелось бы вас разочаровывать, — сказала я, — но я тоже здесь работаю.
— В таком случае попроси ее убрать навес.
Ассистент даже не потрудился обернуться, когда говорил это. У меня сжались кулаки.
— Боюсь, что не смогу, — ответила я, отчеканивая каждое слово. — Без навеса работать слишком жарко.
— Работать?
Он медленно обернулся и улыбнулся.
Глаза Джорджа Фарли загорелись, как у человека, который нашел золото.
— Вы антрополог?
Вопреки здравому смыслу я кивнула.
— Господи, — вздохнул Эдвард, — вас послало само провидение!
Джордж повел меня под мой же льняной навес.
— Вы антрополог из Калифорнийского университета? Ведете здесь раскопки?
— Видите ли, — ответила я, — это не совсем место для раскопок.
Я вкратце изложила ему программу университетского курса и рассказала о разнообразных местах в Африке, где студентов учат проводить раскопки.
— Значит, вы не совсем работаете? — настойчиво допытывался Джордж. — И у вас может быть… немного свободного времени?
— Может, — подтвердила я.
— Триста долларов в день, — продолжал Джордж, — если вы согласитесь быть консультантом фильма по техническим вопросам.
Это больше, чем я зарабатывала в университете. Заманчивое предложение. Совершенно не разбираясь в съемках фильма, я подумала о том, что очень соблазнительно извлечь пользу от навязанного мне творческого отпуска. Подумала о том удовольствии, которое получу, обойдя Кастера без риска для своего будущего в университете.
Но я не отвечала, и Джордж быстро заговорил, заполняя молчание:
— Это фильм об антропологе, и исполнитель главной роли, Алекс Риверс, настаивает на том, чтобы мы пригласили настоящую Маккой, чтобы он мог узнать о раскопках из первых рук.
— Настаивает? — хмыкнул Эдвард. — Настоятельно требует.
Я удивленно изогнула бровь.
— А разве у вас нет своего? — спросила я. — Мне кажется, вам следовало побеспокоиться об этом прежде, чем приезжать сюда.
Джордж откашлялся.
— Вы правы, у нас был консультант, но ему неделю назад неожиданно пришлось уехать.
— Посреди ночи, — вполголоса добавил Эдвард, — и, вероятнее всего, против воли.
Джордж бросил на него сердитый взгляд.
— Алекс совсем не страшный, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Мы позвонили в Штаты, но, чтобы найти кого-то, требуется время, а тут… вы…
— Попали в видоискатель камеры, — подсказала я.
— Триста пятьдесят долларов, — предложил Джордж, — и номер в городской гостинице.
Это неэтично, с этим Арчибальд Кастер никогда бы не смирился. Предложение означало, что все свободное время мне придется нянчиться с капризной звездой, которая уже кого-то уволила, вместо того чтобы копаться в земле, проводя собственные исследования. Я открыла рот, намереваясь любезно отклонить их предложение, когда вспомнила Коннора. «А тебе никогда не хотелось узнать, чего ты лишаешься?»
— Что ж, — я ослепительно улыбнулась, — когда начнем?
Джордж оставил меня с импровизированным контрактом, нацарапанным на отвороте суперобложки любовного романа, который я читала, и практически сразу же я сложила свой навес и поехала в город, чтобы позвонить Офелии. Я на съемочной площадке с Алексом Риверсом! Лично я ничего особенного от знаменитости не ожидала — жизнь в Лос-Анджелесе научила меня тому, насколько мелок и эгоцентричен их мирок, — но я знала, что Офелия сочтет это потрясающим подарком судьбы. Она запоем читала специализированные журналы и всегда знала, какой продюсер какого режиссера и звезду заполучил, а когда мы шли по улицам Лос-Анджелеса, где снимался фильм, ее невозможно было оторвать от съемочной площадки. Могу себе представить ее реакцию: она умрет или, по крайней мере, скажет, что умрет, потому что именно так она восклицала в большинстве случаев — когда получала роль статистки в телевизионной рекламе или когда заканчивались листья салата, если она готовила еду.
Мы с Офелией Фокс делили комнату в общежитии с тех пор, как на первом курсе университета компьютер поселил нас вместе. Тогда она еще носила несчастливое имя Оливера Фраг, и уже тогда у нее был второй размер груди и белокурые волосы. Для Офелии я являлась своеобразной связью с реальным миром, а она, в свою очередь, как мне кажется, заставляла меня смеяться.
Еще я знала об Офелии больше, чем кто-либо. Когда я во время первых рождественских каникул осталась в университете, потому что в Мэне мне некуда было податься, то с удивлением обнаружила, что Офелия тоже никуда не уехала. В своей обычной легкомысленной манере она сообщила всем, что хочет заняться своим загаром. Но в сочельник мы напились виски «Гленфиддик», и Офелия разоткровенничалась. Рассказала о своем отчиме, который лапал ее с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет. О том, как от него пахло лосьоном после бритья. Призналась, что научилась не спать, чтобы слышать малейший скрип двери своей спальни. Когда взошло солнце, мы не открывали подарки, а робко, бережно, как сокровище, вручили друг другу эту правду о себе.
Читать дальше