— А-а, мисс Барретт, — протянул он.
Он разговаривал, прижимая микрофон к коробочке, вшитой в горло, — его связки сильно пострадали от рака горла несколько лет назад. У старшекурсников он вызывал ужас, и я вынуждена была с ними согласиться. Несмотря на свой рост, он мне всегда немного напоминал наброски Homo habilis — человека умелого, ему можно было поставить в заслугу столь удачный выбор профессии.
Он тоже меня недолюбливал, и не только потому, что — так уже сложилось — я была женщиной, к тому же молодой, но и потому, что я занималась физической антропологией. Он сам занимался культурной — сделал себе имя на том, что много лет просидел на корточках рядом с индейцами племени яномамо. Между двумя лагерями антропологов всегда шло «дружеское» соперничество, но я не могла простить то, как он поступил после защиты моей диссертации. Я написала статью о том, является ли жестокость врожденной или приобретенной чертой, — старый, как мир, спор между физическими и культурными антропологами. Широко распространенное мнение склоняется к культурному подходу: несмотря на то что агрессия — это врожденная черта характера, спланированная агрессия, например война, возникла под давлением жизни в обществе, а не в ходе эволюции. Я на это возразила, что допускаю и эту теорию, но и само общество не возникло бы, если бы борьба за территорию, генетически присущая человеку, не заставляла людей устанавливать определенные правила.
В общем, статья была достойным опровержением теории культурных антропологов, и Кастер вскипел. Когда я работала первый год, он поручил мне читать курсы лекций — и все по культурной антропологии, а когда я пожаловалась на это и попросилась выехать на раскопки, он только изумленно приподнял брови и сказал, что полагает, что мне стоит несколько расширить свой кругозор.
Сейчас он поманил меня к себе в кабинет и указал на стул, стоящий перед огромным письменным столом. Он ухмылялся, черт его возьми, когда начал свою речь:
— Мне неприятно вам об этом говорить…
Я вскочила со стула, не в силах слушать дальше.
— В таком случае и не стоит, — заявила я, натянуто улыбаясь. — Я так понимаю, что опять пролетела. Спасибо вам большое, не трудитесь ничего объяснять.
Я шагнула к двери.
— Мисс Барретт!
Я, уже схватившись за дверную ручку, замерла и обернулась.
— Сядьте.
Я снова опустилась на стул, размышляя о том, насколько теряю в глазах Кастера.
— В первом семестре у вас будет необычное распределение, — продолжал он. — Вы же сами настаивали на том, чтобы поехать на раскопки.
Я подалась вперед. Неужели в осеннем семестре начинается новый практический курс? Я мысленно быстро перебирала возможные места: Кения, Судан, острова Силли. Неужели мне доверят возглавить группу? Или я буду работать под чьим-то руководством?
— Боюсь, в этом семестре нет вакантной должности доцента, — сказал Кастер, — поэтому мы рекомендовали бы вам взять творческий отпуск.
Я еще крепче вцепилась в подлокотники. Я не подавала заявление на творческий отпуск.
— Прошу прощения, Арчибальд, но в свою защиту я должна сказать, что за последние три года…
— Вы были образцовым сотрудником. Да, я знаю. Нам всем об этом известно. Но иногда… — он поморщился, — …иногда этого недостаточно.
«Уж кто бы говорил!» — подумала я.
— Мы выбрали вашу кандидатуру, чтобы вы возглавили старые раскопки, которые вел университет в Олдувайском ущелье. Подготовьте там все для экспедиции первокурсников! — велел Кастер, вновь опускаясь в свое кресло.
У меня рот приоткрылся. Они хотели сделать меня девочкой на побегушках — все подготовить для студентов, которых я недостойна учить! С этой работой мог бы справиться любой старшекурсник. Не для этого я так усердно трудилась, не для этого писала диссертацию. Не таким представлялся мне следующий шаг по карьерной лестнице.
— Я, конечно, не лучшая кандидатура для этой работы, — уклончиво ответила я.
Кастер пожал плечами.
— Вы единственный член кафедры, для которого… у которого… нет занятий в следующем семестре, — сказал он.
Я слушала, что он говорил, но отчетливо слышала правду. Он говорил мне, что я единственная, кем можно пожертвовать.
Не прошло и тридцати шести часов, как я оказалась в Танзании и сидела в прохладной тени под льняным самодельным навесом на крошечном пятачке в Олдувайском ущелье, которое Калифорнийский университет выбрал местом практических занятий. Я все еще злилась из-за того, что меня сослали, но не стала спорить с Кастером. Это было бы ошибкой. В конечном итоге через десять недель я должна была вернуться и просить дать мне нагрузку.
Читать дальше