Джоди Пиколт - Идеальная жизнь

Герб похлопал Мелани по колену.

— Оставь его в покое, — вздохнул он. — Алекс погружен в раздумья.

— Знаю, — с придыханием произнесла Мелани, — этим он нам всем и нравится.

Алекс не обращал на их болтовню никакого внимания. Наконец их лимузин оказался следующим в очереди.

— Готов к нападкам стервятников, дорогой? — спросила Мелани, защелкивая пудреницу.

Алекс первым вышел на послеполуденное солнце, зажмурился и поднял руку — то ли приветствуя присутствующих, то ли закрываясь от ярких лучей. Он наклонился, чтобы помочь Мелани выйти из лимузина, и увидел, как она расплывается в улыбке мощностью с ночной маяк в тюрьме особо строгого режима. Мелани беспечно положила ладонь ему на руку, но, услышав негромкое ворчание, тут же ее убрала.

Вокруг так громко кричали и свистели, что невозможно было разобрать вопросы журналистов и расслышать жужжание кинокамер. Алекс шел рядом с Мелани, кивал и улыбался, стараясь сохранять на лице выражение, которое бы говорило, что он не уверен в победе, но знает, что шансы его велики.

Перед ними шел продюсер из «Фокс». Алекс не помнил, как его зовут, но его сутулая фигура и залысины на лбу казались очень знакомыми. Продюсер и его жена выглядели крошечными и сгорбленными, и Алекс гадал, то ли это от бремени лет, то ли просто из-за долгого голливудского брака. Они так медленно шли по красной дорожке, что Алексу и Мелани приходилось несколько раз останавливаться и стоять, идиотски улыбаясь. Старик обернулся, увидел идущего за ними Алекса, остановился и протянул ему руку.

Алекс пожал протянутую ладонь.

— Мячики для гольфа, — сказал продюсер.

— Прошу прощения…

— Мячики для гольфа. Когда я смотрел твое кино, у меня в горле стоял не ком, а целые мячики для гольфа. Настолько он меня тронул. — Он потрепал Алекса по плечу. — Лучший из лучших сегодня, да?

Алекс и раньше слышал подобные отзывы об «Истории моей жизни». У многих был ставший чужим отец, или сестра, или друг, и роль Алекса заставила их помириться. Алекс Риверс — король в деле восстановления дружеских отношений. Султан примирения. У которого в шкафу свой скелет: сбежавшая жена.

Он стоял на красной дорожке, слышал слово «рейтинг» и понимал, что окружающие обсуждают возможности того, что «История моей жизни» получит «Оскара» в каждой из одиннадцати представленных номинаций, включая золотое трио: «Лучший актер», «Лучший режиссер» и «Лучший фильм». Рейтинг, рейтинг, рейтинг… Это слово вновь и вновь достигало ушей Алекса, баюкая его, погружая в сон наяву, в который могла бы превратиться эта церемония.

Какие бы чувства он испытывал, если бы рядом стояла Касси? И что сказали бы репортеры, если бы он заключил ее в объятия и закружил в вальсе, как Золушку на балу, как будто на свете не было ничего важнее его жены?

Они уже как-то жили вместе три дня в этом доме, состоящем из одной комнаты, поэтому смешно было бы назвать их встречу свиданием, но Касси чувствовала себя неловко от того, что одета в старую рубашку Сайреса и бледно-зеленые синтетические штаны Доротеи с резинкой на поясе.

Уилл постучал в дверь, словно не жил здесь долгие годы. Когда Касси открыла, от его взгляда не ускользнули ее аккуратно заплетенные волосы и мешковатая одежда.

— Что ж, — протянул Уилл, — хороша, как картинка.

— Скажешь тоже! — Касси залилась смехом. — У меня совсем нет талии, и я никогда не носила вещей подобной цветовой гаммы.

Уилл впервые приехал в Пайн-Ридж после месячного отсутствия. Сказал начальству, что у него умер родственник, и ему предоставили неделю отпуска в связи с тяжелой утратой. Уилл уверял себя, что ничто, включая похороны, не заставит его вернуться в Пайн-Ридж, но, если честно, ему хотелось повезти Касси посмотреть на церемонию вручения «Оскара». Ближайший телевизор находился в баре в тридцати километрах от резервации, и он понимал, что сама она туда никогда бы не поехала.

— Ну, — протянула она, забираясь в арендованный Уиллом грузовик, — что я пропустила в Лос-Анджелесе?

Уилл пожал плечами.

— Сама знаешь. Много смога, проливные дожди, голливудские сплетни.

Он быстро взглянул на Касси, надеясь, что она понимает: ее он к последнему пункту не относит. Если честно, он тщательно следил за нелепыми слухами из светской жизни, но в них ни слова не говорилось об исчезновении Касси Риверс.

На здании не было ни опознавательных знаков, ни вывески, потому что все и так знали, где находится бар. В нем оказалось относительно многолюдно, поскольку это было ближайшее место, где можно было выпить в резервации, в которой действовал сухой закон, и Уилл надеялся, что никаких проблем не возникнет. Он ничего не сказал Касси, но все знали, что поножовщина и изнасилования стали здесь устрашающе обыденным явлением, и полиция предпочитала держаться в стороне от этого места. Над дверью обшарпанного бара висела старая, выцветшая табличка «Lel Lakota Kin Iyokipisni» — «Суи вход воспрещен», в которую был воткнут томагавк, клином вошедший в балку.