Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

— Не торопись, Гена! Завтра будет видно.

Так выдержанно поступить Григорьеву подсказал всего лишь большой армейский опыт, а вовсе не гениальное предвидение… но наступившее завтра превратило полигонное ЧП в сущий пустяк, про который забыл даже злопамятный Бужелюк… Следующим днём весь Советский Союз узнал о Государственном комитете по чрезвычайному положению…

А совсем скоро сбылись мечтания Григорьева — удушливые партийные сети сгнили разом, потеряли свою прежнюю силу и прочность. Река жизни, высвободившись из сонной, заплесневелой запруды, наддала ходу, потекла стремительней и опасней: подполковника Бужелюка высокие покровители перетащили командиром полка в Нижний Новгород, что, впрочем, совсем не избавило того от недоброй памяти; Григорьева поставили зампотехом дивизиона и присвоили ему звание «майор»; старший лейтенант Фалолеев занял место командира второй батареи.

Он по-прежнему холостяковал, но, оставшись без «покровительства» ненавистного Бужелюка, умудрился выбить квартиру — и весьма удачно, в одном подъезде с Григорьевым. Однокомнатные апартаменты в военном городке — последнее, что смогла оставить в наследство своему птенцу советская армия… А первый президент России в это время развернул страну на новый курс…

Россия сразу же занялась сокращением военного «поголовья». На столице Забайкалья демонтаж «бронепоезда», который, по правде, стоял вовсе не на запасном, а на главном пути, отразился своеобразно. Военные, влекомые кто свободой, кто необъятными возможностями гражданки; гонимые кто ненужностью, кто переменчивым ветром судьбы или суровостью климата, большим числом устремлялись из края вон: по родным республикам, обретшим гордый статус независимых государств; по заповедным местам юности — где росли и учились; а кто поотчаяннее, половчее — и вовсе в Москву или переименованный Петербург, за разрешённым предпринимательским счастьем.

Узаконенное право частной собственности на жильё, ранее народу почти неведомое, помогало покидать места службы не с пустыми карманами, а с приличными суммами. И хотя читинские квартиры оценивались порой в смешные деньги, бывшие защитники Родины не уповали на журавля в небе и решительно меняли своих «синиц» на наличные. Военные городки быстро разбавлялись гражданским людом: вместо капитанов и майоров, прапорщиков и старлеев, по подъездам всё чаще засновали пронырливые субъекты непонятной наружности.

Старшина первой батареи Бережко, что соседствовал с Фалолеевым на лестничной площадке, тоже собрался в дальнюю дорогу. Сорокалетний прапорщик — высокий, героического непреклонного вида, с рябым лицом и прокуренными усами, в гости к Фалолееву зашёл с бутылкой портвейна и без особых прелюдий стал делиться планами о «великом» переселении на «ридну Украину». «Рвану, пока можна по-человечьи: с выслугой, званием, с сохранением пенсиона!» — распевно пояснял старшина.

Фалолееву показалось, что хохляцкий говорок у соседа теперь прорывался куда веселее прежнего, потому как помимо сладостного упоминания о несметных украинских богатствах, что с нетерпеньем ждали весь украинский народ, и героического забайкальского старшину в том числе, прапорщик без страха и упрёка откостерил всё командование полка.

Одной ногой, а тем более языком, Бережко был уже на далёкой родине: едва остыв от глобальных проблем насчёт самостийности Украины и скорого тамошнего процветания, он похвастал, какие у них в Полтаве чудесные яблоки и груши. Цокая языком, как бы желая прямо сейчас ухватить добротными зубами краснобокий «макинтош» или брызжущий соком «белый налив», прапорщик всё же вернулся на грешную забайкальскую землю и посетовал на неуёмное количество желающих сбыть квартиры. Из-за таких вот драпунов цены в городке докатились уж совсем до мизера.

— Небогато дают, дюже небогато! — нацеживая с тщательным приглядом (чтобы поровну!) в стаканчики портвейн, возмущался старшина. — Ось, дурный народ, це ж фатира, жильё, не конура собачья!

Прапорщик вскидывал стаканчик, чокался и божился, что будет торговаться изо всех сил, но на родину поедет с добрыми грошами. По ходу опорожнения бутылки прояснилась и причина визита Бережко. «Гена, прикупи у меня гарнитурчик кухонный, — ласково заглянул он в глаза Фалолееву, — тебе мебелишка во как треба!» Фалолеев чуть откровенно не прыснул со смеху. О дремучести кухонного гарнитура Бережко, едва ли не наполовину съеденного тараканами, и о том, что сосед не знает, уж кому эти опилки сбагрить (от прямого совета выкинуть старье на помойку, усы прапорщика страшно передёргивались, и он гневно бормотал: «Ещё дело — добро по помойкам раскидывать!»), наслышаны были все.