Олег Тарасов - Черная быль Ладоги

В одном известном старом анекдоте дается довольно дельный совет: если нужно сообщить сразу и добрые и худые вести, лучше начать с тех, что похуже. Иными словами, сначала проглотить горькую пилюлю, а уж затем — подслащенную… Мой рассказ — далеко не анекдот. Но вышеуказанный принцип, пожалуй, стоит соблюсти. Потому и начну с печального, можно сказать, зловещего сообщения.

С начала пятидесятых годов, под боком, у великого городана Неве в жизненно важном районе — на Ладожском озере производились опыты с радиоактивными веществами, при этом их распыление на местности производилось различными способами, в том числе с использованием взрывчатых веществ — своего рода имитация ядерного взрыва…

Есть и другой не радостный факт, это негативные последствия этих атомных экспериментов (можно сказать экскрементов) в дальнейшем устранялись только самой матушкой-природой. Устранялись, так сказать, в целом, о частных же случаях поговорим чуть позже. Кстати добрые вести оставлю на финал, «хэппи-энд» в этой истории все же неотвратим.

А теперь о подробностях.

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется… К труду журналистов, на мой взгляд, эта поэтическая сентенция относится лишь отчасти. Мы все же обязаны зреть в корень своих публикаций, ибо искра творческой мысли, упав на сеновал человеческих эмоций, вполне способна запалить пожар общественных страстей…

Все это я, безусловно, учитывал, когда готовил осенью прошлого года статью о найденном на Ладоге полузатопленном эсминце «Кит» с радиоактивностью в трюме. Набат Чернобыля продолжает тревожить людские сердца. Предотвратить взрыв « радиофобных» страстей вокруг ладожской проблемы, дать людям правдивую и объективную информацию о радиационной обстановке, а главное, помочь военным без помех, без ненужной шумихи побыстрейликвидировать опасный объект — эти задачи старался решить в своих публикациях.

Разумеется, тогда не предполагал, что «Кит» станет лишь своего рода верхушкой айсберга в хронике событий, происходивших на островах Западного архипелага в послевоенные годы. Впрочем, догадки были. Потому после выхода материалов в свет с нетерпением ждал откликов. Не только от болельщиков «атомной» тематики. Главное — от свидетелей я участников тех событий.

Не сразу дождался. Специфика проблемы не замедлила проявиться. Не спешили выйти на меня люди, которые много знали. Сказалась тут небезызвестная «подписка о неразглашении гостайны», действующая с железной стабильностью независимо от государственных передряг и перестроек. Впрочем, это теперь не суть важно. Главное, люди нашлись и открыли необходимую правду.

Эта правда составила солидный пакет документальных свидетельств. Конечно, многое требовалось проверить, уточнить, даже дополнить в соответствующем ведомстве. Так я оказался в Москве, в одном из управлений Министерства обороны СССР, которое координирует работу по ликвидации последствий проводившихся ранее испытаний на Ладоге.

А всё-таки жаль, что на крутом вираже истории страны, после бурных промывок наших мозгов газетно-телевизионной смесью из правды, лжи и демагогии в нас вызрело устойчиво предвзятое отношение к людям, сотворившим ядерный щит державы. В общественном сознании, увы, начертанный презентабельный образ этих специалистов: недоступные журналистам, консервативные до мозга костей, все решающие за закрытыми дверьми, рьяно ратующие за ядерные взрывы назло экологам и демократам. Их теперь, как и всех армейцев, кстати, уже и гражданами страны не величают, в ходу своего рода кличка «Вооруженные Силы». Что скрывать, и мои мысли припудривал налет таких убеждений. А тут еще катаклизмы в Прибалтике. Тут еще наш невский Саша, что делит всех на « наши— ваши»…

Разрушить этот стереотип помогли мне два общительных, добродушных, энергичных полковника, которые непосредственно заняты ладожской проблемой, причем сухопутной ее частью. Программу же ликвидационных работ на воде — подъем с грунта и транспортировку к месту захоронения радиоактивного «Кита» — реализуют специалисты Военно-Морского Флота, так сказать, «китобои».

После такого уточнения мы занялись разбором накопленных свидетельств. Хотя четвертым участником этой встречи была, как водится, незримая и неслышимая «мадам секретность», собеседники мои ничуть не скрытничали, подробно отвечали ленинградцу «с лейкой и блокнотом», не отбивались «с пулеметом» даже от вопросов, явно тяготевших к оборонным таинствам. Думается, что откровенность тут проистекала из уважения к профессиональным обязанностям каждой из сторон.