Лесли Уоллер - Семья

— Свободу сейчас! — прокричал женский голос.

— Свободу здесь! — откликнулся мужчина.

— Свободу! Свободу, свободу повсюду!

В такое время ночи этот район был безлюден. Большая часть Южной улицы находилась в тени Ист-Ривер-Драйв неподалеку от нижней части острова Манхэттен. С выключенными фарами черный «форд» медленно ехал между опорами, поддерживающими путепровод наверху. У поворота машина выехала к реке.

Парень остановил машину. Рокко махнул ему и его дружку. Они выволокли Гарри Клэмена и положили на круглые бревна между двумя железными подпорками. За краем деревянного настила лениво плескалась река.

На всех, кроме Клэмена, все еще были надеты перчатки. Рокко снова сделал жест, и оба парня стали скатывать Клэмена в воду. Его глаза дико блестели. С клейкой лентой на губах, со скрученными проволокой кистями и коленями, он понимал, что пойдет ко дну, словно свинцовая чушка.

Рокко выстрелил каждому пареньку точно в затылок, в то место, где позвоночник соединяется с черепом. Глушитель так славно сработал при первом выстреле, что даже не насторожил второго малого. Когда пуля вонзилась в его мозг, звук был немного громче, но ни один из выстрелов нельзя было услышать даже в ближайшем квартале.

Это был тот, вспомнил Рокко, с очень грязными мыслями.

Рокко столкнул обоих парней в реку. Они упали с легким, никем не услышанным всплеском. Потом Рокко втащил Гарри Клэмена обратно в машину, сдернул с его рта повязку и поехал прочь. Он оставил негативы у друга и теперь жаждал узнать, как они могут их использовать.

— Этот твой приятель-газетчик, кажется, думал, что я имею какое-то отношение к другому приему, — говорил Палмер. Он пил уже вторую рюмку в баре «Аллея Павлинов», выходящем на Лексингтон-авеню, а Вирджиния Клэри все не прикончила виски с содовой. Он совершенно забыл, что уже прошло полчаса с тех пор, как они покинули «Крышу под звездным небом», и что, скорее всего, конгрессмен Кинкейд вне себя. Ни один из них даже не думал об этом.

— Считаешь, он прав? — спросила Джинни.

— Нет. Мы, должно быть, обслуживаем не более трети этих компаний.

— А-а…

Когда она улыбалась, вот как сейчас, с ее лица исчезала слабая тень, выражение вечной меланхолии, которое в самом начале так привлекло Палмера.

— Если ты действуешь так осторожно, — сказала она затем, — то тебе действительно не следует связываться с банком Фискетти. Меня охватывает озноб от одной мысли, что Бен может стать твоим сотрудником.

— Но почему? Разве ЮБТК занимается только высокоморальными операциями?

Она сделала паузу, чтобы обдумать это.

— Ты сам — одинокий пират, я это всегда знала. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, как ты осуществлял тот свой переворот полтора года назад.

— Но ты не можешь сказать, что я был его инициатором, — защищался Палмер. — Меня вынудили к этому.

— Подтолкнули или сам упал. Это не имеет значения, важно лишь то, кто поднимается в конце схватки с ковра и кому судья поднимает руку. И ты, дорогой, был единственным победителем.

— Я ненавижу проигрывать. Ты тоже.

— Все ненавидят проигрывать, — поправила она его. — Но кто-то должен проиграть, чтобы кто-то выиграл. Разве это не слишком очевидно?

Он кивнул.

— Ты все еще не объяснила мне, почему тебя так беспокоит приход Бена в ЮБТК с основательной пачкой акций. Он прилежен, аккуратен, хорошо говорит, хорошо образован, блестящ, производит впечатление, умен, умеет добиваться успеха.

— Он обладает всем этим и еще кое-чем.

— Да?

Вирджиния Клэри вздохнула и допила свою рюмку.

— Он сам себе не принадлежит, им владеют с потрохами. Он у них на надежном крючке. У них слишком много его заложников, чтобы он мог порвать с ними. Жена? Четверо детей? Забудь об этом.

— Речь идет об его отце и тесте?

— Тони Фише и Винни Биге.

— Хорошо, это уже ближе к тому, что беспокоит меня.

— Так и будет. Они начнут.

— Но почему? Какая разница между тем, как они ведут бизнес и как это делаем мы? — Палмер жестом показал бармену, чтобы тот повторил заказ. — Когда я спросил об этом одного моего весьма уважаемого партнера, он промямлил что-то неопределенное о старых школьных связях и решил, что сделал внятное заявление. Но никто из них не изложил ничего путного, никто из них не смог сказать мне, в чем именно заключается различие.

Какое-то мгновение она глядела на пустую рюмку.