— Хорошо. Звони вечером.
На том разговор окончили, и в тот же момент на пороге появились Костя с Сергеем. Усталые, счастливые, — включили камин, сели в кресла. И оба загадочно, пытливо смотрели на Анну. Она не успела одеться, сидела перед зеркалом в халате и расчесывала волосы.
Заговорил Костя:
— Страху за тебя натерпелись. Компания-то у Иванова собралась рисковая.
— Я в комнате своей уединилась. Однажды только зашла ко мне Нина, да Иванов заглядывал. Чумной какой-то, лицо блаженное… И будто бы даже слюни по щекам текли. Нина схватила его за руку, увела из комнаты.
— Кто еще заходил к тебе?
— Парень какой-то с совиными немигающими глазами да пожилой господин с клиновидной бородкой. Но они быстро ушли.
— Мы взяли там всю головку опаснейшей мафии, двадцать два человека, но сам Малыш ускользнул.
«Лупоглазый Шалопай… за шторой… — не он ли и есть Малыш? Вольно или невольно, но она — виновница такой неудачи. Надо пока молчать!..» Сказала:
— Иванов с Ниной завтра за границу летят. Силай Иванов дом в Европе купил, на берегу Черного моря.
— Где? В каком городе?
— Этого и Нина не знает. Иванов говорил, что от Варны в сторону Констанцы — шестьдесят километров на машине. Нина нас с Сергеем зовет.
Костя записал координаты ивановского дома. Сказал:
— Вы полетите с ними, а я прилечу через два дня.
— Нет, Сережа, ты посмотри: он мне приказывает, будто я его подчиненная. А если я не желаю?
— Желаешь, — сказал Сергей. — По виду твоему и по голосу слышу: желаешь. Куда нам с тобой деваться? Ты Костю одного не отпустишь, а я свою Нину не хочу оставлять с этим чертом. Летим, Анна. Пусть Костя заказывает билеты.
Вечером Анне позвонила Нина. Со спаренного телефона ее слушал и Костя.
— Роднулечка моя, солнышко незакатное, — звоню из автомата, можем говорить без опаски, — тараторила Нина. — Ты, надеюсь, согласна полететь со мной. У меня уж и билеты на руках. На тебя купили и на Сережу. Завтра вечером вылетаем на Бухарест. А там на машине до Варны или Констанцы: города эти в разных государствах, но расстояние от них до виллы Иванова почти одинаковое. Нас будут встречать три машины. Иванова охраняет бригада из американской полиции. А Сергей пусть будет твоим охранником. Я так сказала Иванову. Он долго артачился, говорил, не надо тебе никакой охраны, но я сказала: без охраны ты и шагу из дома не делаешь. Милая подружка, скажу тебе по секрету: Иванов от тебя без ума, идет на любые условия, лишь бы ты поехала. Только не думай, что я ревную, — нисколечко! Наоборот, рада, что он ко мне охладевает. Он мне надоел, я люблю Сергея, — хочу с ним на Дон. Слышишь, роднуля! Помоги мне. Пусть он будет при тебе, как пришитый. Я очень, очень этого хочу — видеть его от себя подальше. Ласточка ты моя, свет ненаглядный, люблю твоего братца до умопомрачения, сгораю, как свечка на огне. Пойми меня, помоги мне, скажи мне сразу: поедет ли он с нами? Ну что же ты молчишь? Говори скорее!..
Костя кивнул Анне: поедет, мол, пусть не беспокоится. И Анна сказала:
— Поедет. Куда ж он денется. Он ведь тоже любит тебя. А кроме того, ни он, ни я никогда не были на Черном море. А скоро пляжный сезон. Уж куда как хорошо!
И Костя снова закивал головой: хорошо, мол, говоришь, умница!
— У тебя доллары есть?
— Есть. Ты о нас не беспокойся.
— Иванов при мне велел Максу о вас позаботиться. Для тебя заказан автомобиль, — двухместный, открытый, белый, как чайка. Слышишь? У меня такого нет. Мне и за руль не разрешают садиться. Ну ладно, разболталась я. Завтра жду в аэропорту. Чао! До встречи!
Наступила ночь мучительных размышлений. Кто и чего от них хочет? Кому они служат? Что ожидает их в конце тоннеля?..
Пока было ясно одно: музыку заказывает Старрок.
Сидят у камина два молодых казака и казачка. Казакам бы шашку в руки да коня удалого — и в бой открытый, праведный за мать Россию, — но нет, не так распорядилось их судьбами время; в бой они пойдут, но не тот это будет бой, в который ходили их деды и прадеды, — не на коне и с шашкой и не в поле открытом, и не при ясном солнце, — бой им предстоит тихий, без выстрелов, будут они ужами ползти к своей цели, как тати в нощи подкрадываться к золотым сундукам, — и как их взять, открыть и куда деть добычу, если она случится, — все темно и неясно. Суворов считал, что каждый солдат должен знать свой маневр, — тогда он и страх смерти преодолеет. Эти трое своего маневра не знают, и страх смерти гнездится под сердцем, но и отступать никто из них не смеет. Нет об этом и единой мысли.
Читать дальше