Иван Дроздов - Шальные миллионы

Сергей молчал. Смотрел в счастливые бирюзовые глаза Нины и не мог понять, шутит она или говорит серьезно.

— Нет уж, давай все делать по-людски, по-серьезному. Только есть одно страшное для меня обстоятельство: не могу я даже на минуту вообразить тебя в объятиях Иванова. Думать ни о чем больше не могу, по ночам не сплю.

— Дуралей ты мой, глупый и любимый мой Сереженька. Да неужели ты думаешь, я способна на такое: любить одного, а спать с другим, постылым? Нет этого, не может такого и быть. Выбрось ты из головы эти глупые мысли.

Сели в машину, и как раз в это время зазвонил радиотелефон. Парень на плохом русском спрашивал:

— Где вы есть? Мы вас потеряли.

— Едем на Брэнешти, — сказал Сергей. — Все в порядке, не беспокойтесь.

— Хорошо приятель, гони быстро, не отставай! От Брэнешти держи курс на Кэлэраши, а там — на мост через Дунай и на Силистру. От Силистры будем ехать по проселочным дорогам до города Толбухин. И там скоро выйдем к морю. Спрашивайте оранжевую виллу генерала Бурдалэску. Это дядя короля Михая. В ней теперь живет русский эмигрант Силай Иванов.

Проехали Брэнешти, у пересечения с железной дорогой, слева, выплыли из дрожащего марева невысокие дома городка Дор-Мэрунта, а за ним на порыжелом невысоком холме поднялась острокрышая нарядная деревня. Нина вдруг свернула к ней и через две-три минуты, проехав часовню с каким-то святым в нише, остановилась у высоких свежевыкрашенных ворот. И часовня, и ворота, и крыши с острыми коньками — все было нездешне, не похоже на другие деревни, которые они видели на румынской земле.

Ворота закрыты. И нет ручек, — не за что взяться, потянуть на себя. Была лишь узенькая щель, и в нее Нина крикнула:

— Эй, люди!

Не сразу и не торопясь к воротам подошел мужик с темно-русой бородой и синими молодыми глазами.

— Что вам угодно, добрые люди? — проговорил на чистом русском языке в приоткрытое оконце.

— Воды попить, — сказала Нина.

— Вода есть, но есть ли у вас сосуд?

— Сосуд? А у вас, что, и подать не в чем?

— Есть, сударыня, все у нас есть, но пожалуйте ваш сосуд.

Нина пошла к машине, достала из сумки термос. Вылила из него кофе, подала мужику. Тот сходил в ближайшую избу, набрал воды. И молча подал Нине.

— Но скажите, пожалуйста, — продолжала Нина, — почему вы не открываете ворота и не приглашаете нас в гости?

— У нас карантин, — отвечал он заученно, улыбаясь глазами, — не хотим, чтобы вы заразились.

— Но что за хворь на вас напала?

— А шут ее знает! — махнул рукой мужик и хотел было задвинуть окошко, но Нина не отпускала.

— Вы знаете русский язык и с виду русский…

— Да, сударыня, вы правы, мы русские и живем здесь по законам старообрядцев. Мы — потомки мятежных моряков с броненосца «Потемкин». Они пришли сюда с корабля и основали поселение. С тех пор мы живем здесь и веру православную храним. И русский быт, и обычаи. А больше не спрашивайте, речей лишних у нас разводить не принято. Храни вас Бог!

И оконце закрылось.

Удивленные, обескураженные, выезжали наши путники на шоссе. Солнце поднялось высоко и было изрядно жарко. Нина и Сергей опустили стекла, ехали не быстро. Нина не пыталась сокращать разрыв между ними и охранниками Иванова. Некоторое время думали о земляках, о стойкости людей, хранящих и на чужбине чистоту и святость русского духа.

— Даже посуду свою берегут от прикосновения чужаков.

— Да уж, суровы мужики. Я где-то читала, что и женятся они и выходят замуж только за своих. А посмотри: деревня-то совсем как русская.

Нина и еще говорила о русском поселении, но Сергей смотрел на бегущую обочь дороги причерноморскую степь и думал свою думу.

— О чем ты? — спросила Нина.

— Я?.. Да разное лезет в голову. И помолчав с минуту:

— Прости меня, Нина, но я понять хочу, как можно быть женой и…

— Ясно. Мне все понятно. Не продолжай, — проговорила Нина. И свернула на обочину, притормозила. А когда вышли из машины, взяла Сергея за руку, отвела в сторону. Задумчиво перебирала волосы его.

— Понимаю тебя, родной, хотела бы снять с твоей души камень, все рассказать как есть.

Снова потянула за рукав, кивнула на машину:

— Там может быть подслушивающий аппарат, а я тебе хочу рассказать нечто такое, что кроме нас с тобой никто не должен знать. А дело вот в чем: с Ивановым мы чужие. Скажу тебе больше: я подозреваю у него страшную болезнь, брезгаю, боюсь даже прикоснуться к его посуде. Быть осторожным советую и тебе. И мы бы разошлись, — он и отступные дал, перевел на меня двадцать миллионов долларов в Люксембургский банк, и я уж собиралась домой, но тут подоспела поездка в Америку, и он стал уговаривать меня поехать с ним. Там, видишь ли, мой портрет напечатали в газетах и назвали «Мисс Россией», хотя я ею никогда не была. И отец его Силай Иванов очень хотел, чтобы я приехала. И вот я в Америке. Боря все время в бегах, в кутежах, днюет и ночует в самых престижных борделях, а я — у постели больного отца. Придумала ему лечение: голод и сеансы психологического программирования по методу питерского ученого Геннадия Андреевича Шичко. Изучала его заболевание, советовалась с врачами и составила текст, стимулирующий мозг на борьбу с болезнью. Ведь поступки человека, здоровье зависят от сознания, от состояния головного мозга и надо только научиться мобилизовывать его резервы.