Давид Шраер-Петров - Смертельная любовь

Михаил выпил свой коктейль, заказал новый и продолжал наблюдать за представлением. Действительно, все было, как в цирке. Гремела музыка. Возбуждение в зале возрастало по мере того, как ускорялись движения танцовщиц, похожих одновременно на балерин и гимнасток. Таи среди них не было. Михаил, достаточно разогретый двумя коктейлями, эротическим зрелищем, о котором он знал только понаслышке от бывалых армян в сугубо мужской компании, достаточно разогретый алкоголем, чтобы зрелище полуголых молодых женщин возбуждало его сексуальные эмоции, был еще недостаточно пьян, чтобы потерять способность сомневаться. Да, он начал сомневаться: а вдруг он пришел не в тот клуб, в котором работала Тая? На то и адреса, чтобы их путать. Он подозвал служителя, одного из плечистых парней, которые молчаливо прохаживались между столиками или стояли в проходах около верхних рядов зала, сложив могучие кисти рук одну на другой в области паха, как бы предупреждая о необходимости контроля за агрессивными проявлениями сексуальности. Михаил дал служителю двадцатку и спросил, есть ли поблизости еще один стриптизный клуб? Оказалось, не было. «А работает ли у вас некая русская по имени Тая?» — спросил Михаил и добавил двадцатку. «О, это наша звезда! — воскликнул служитель. — Она выходит в зал в одиннадцать». Михаил заказал джин с тоником, потому что его начало подташнивать, а горечь хины, добавленной в тоник, помогала перебивать тошноту.

Чуть ли не каждые пять минут Михаил посматривал на стрелку часов, которая медленно ползла к одиннадцати. Он заметил, что точно также, как подползала к заветному часу медленная стрелка, к сцене стали стягиваться зрители. Словно преданные болельщики на спортивном стадионе, сходились гости стриптизного клуба к сцене, которая вдруг опустела. Музыка смолкла. И эта волна тишины в сочетании с пустой желтой сценой заставила Михаила сжаться в ожидании невероятного чуда. Вдруг посредине сцены открылся люк, и из него выпрыгнула, как волшебная фея, неслыханной красоты девушка. Как и прежние артистки, выступавшие до нее, она была практически голая, если не считать узеньких полосок золотистой ткани, прикрывавших промежность и вершинки грудей. Но ее оголенность никакого значения не имела, потому что Михаил видел только прекрасное лицо Таи и плавающее по сцене тело. И лицо и тело были такими совершенными, что он усомнился — его ли это Тая и с ней ли он проводил короткие счастливые часы?

Никого не замечая, ведомый теми же импульсами, что и другие посетители, Михаил рванулся вниз и протиснулся к самой сцене, как и другие, впившиеся в Таю жадными глазами. Время от времени она приближалась к краю сцены то с одной, то с другой стороны, наклонялась к тому или другому мужчине и милостливо позволяла заглянуть за оттянутые полоски золотистой ткани и засунуть деньги. Очередь дошла до Михаила. Он позвал: «Тая, Тая!» Она, словно не узнала его, хотя наклонилась и позволила оттянуть и положить. Он вынул из кармана несколько купюр, и она приняла их. Тогда он вытащил чуть не четверть десятитысячной пачки и позвал: «Тая, пойдем за мой столик». Толпа зрителей восхищенно и завистливо зашумела и расступилась, а Тая спрыгнула со сцены на руки Михаила и пошла вслед за ним к его столику. Их оставили в покое. Таковы были правила этого заведения. Вполне в духе старой пословицы: «Кто заказывает музыку, тот и платит». Она была рядом с ним за дальним столиком. Он развалился в мягком погружающем в себя кресле. Она все время в движении, в танце, в извивах, приближая к его лицу, рукам и коленям свой покачивающиеся в музыке таз, груди, губы, которыми он мог чуть ли не обладать, выкладывая после каждого прикосновения новые и новые деньги. Поднос на столике был завален двадцатками и уставлен стаканами и рюмками, потому что Михаил заказывал без разбора новые и новые дринки. Он не отдавал себе отчета в том, что происходит, а только твердил одно слово «Красота», повторяемое каждый раз, когда он бросал на поднос очередную купюру.

Скорая помощь, вызванная администратором «Foxy Ladies», привезла его полумертвое тело в ближайший госпиталь. Пока дозвонились домой Матевосянам, пока испуганная жена сказала про диализ, от которого он отказался, пока, наконец, его подключили к аппарату, чтобы удалить алкоголь, способный убить и здорового мужчину, оказалось поздно. Михаил Матевосян умер, не приходя в сознание. Но можно с уверенностью сказать, что последний образ или видение, как угодно называть угасающее дыхание мозга, образ или видение, мелькнувшее в его душе, были манящие и веселые губы Таи, которые говорили ему: «Папочка, я люблю тебя, я твоя Красота».