Арно Зурмински - Отечество без отцов

Каждый день появляются новые могилы героев. На одном из пригорков похоронены восемь бойцов. Во время короткого привала я иду к ним и присаживаюсь у крестов.

Недалеко от дома, где нас сейчас разместили, мы обнаружили могилы пятерых немцев, в том числе одного лейтенанта. Да, на такой войне не обходится без многочисленных жертв. Скорей бы все это закончилось…

Вчера вечером наша рота ликвидировала двенадцать человек, сегодня должен наступить черед еще двенадцати русских. Все они, скорее всего, партизаны. Я рад тому, что меня не отрядили в состав расстрельной команды. Моему боевому товарищу Пушу пришлось в этом участвовать. Позже он рассказал, что некоторые из расстрелянных определенно не были преступниками, но как это можно определить на скорую руку?

Один из наших бойцов получил известие о том, что британские бомбардировщики убили его жену и двоих детей. Я удивляюсь тому, что письма такого рода вообще пропускают на фронт. Бедный парень сидел целый день под яблоней и плакал. Затем он стрелял в воздух до тех пор, пока лейтенант не обругал его, сказав:

— Вы ведете себя, как ребенок! На войне, как на войне!

Вечером солдат явился в ротную канцелярию и потребовал, чтобы его отправили на Западный фронт для борьбы с англичанами. На ночь санитар сделал ему успокаивающий укол.

В городе я сходил на пункт сбора раненых, чтобы достать там себе новую каску. Взял ее несколько большего размера с учетом того, чтобы ее можно было надеть на головной убор и защитить уши от мороза.

Одновременно приобрел зубную пасту и покрасил ею каску в белый цвет. Предусмотрительность совсем не лишняя. Нам еще долго придется воевать в этой белой глуши. Я уже не верю тому, что все это завершится до Рождества.

В городе кипит жизнь, крутят даже кино, показывая развлекательный фильм о Париже. Но мне не до веселья. Лучше я напишу письмо Эрике.

Как раз в период сбора урожая свеклы в поместье прибыла вторая партия пленных. В связи с тем, что барак был уже переполнен, им было приказано под жилье переоборудовать прачечную. Они обнесли решетками окна, укрепили входную дверь дубовыми брусками и навесили на них несколько замков, каждый величиною с кулак. Поскольку теперь уже каждый пятый житель деревни являлся русским, о поляках речи вообще не велось, а Кристоф из Франции попал в Подванген по ошибке, то бургомистр Брезе посчитал уместным обнародовать инструкцию, в которой были расписаны правила обращения с иностранцами. Следовало держаться от них подальше, запрещалось входить в контакты, даже вступать в разговор, а также нельзя было сидеть с чужеземцами за одним столом. Учительница сказала детям, что они не должны дразнить русских и гоняться за ними.

Но от русских песен жители Подвангена отгородиться не могли. Когда пленные возвращались с полей, то распевали песни, которые разносились над озером, проникая в закутки самых отдаленных деревенских домов. По воскресеньям, когда хозяева поместья отправлялись в церковь, пленные усаживались перед прачечной и весь день напролет пели свои песни. Те напоминали хоралы, исполняемые в соборах.

Господин фон Болькау пообещал Розенам прислать нескольких пленных для уборки урожая свеклы. Как-то субботним утром десять чужеземцев подошли к воротам в сопровождении охранника. Матушка Берта явно не имела желания встречаться с ними, Дорхен наблюдала, спрятавшись за занавеской, и удивлялась их круглым лицам.

— У них глаза-щелочки, — написала она позднее своему брату и поведала о том страхе, который охватил ее при виде этих одичавших мужиков.

Мужская часть дома Розенов страха не испытывала, и Герхард вышел к дверям, чтобы посмотреть на пленных. Пришел, прихрамывая, и дедушка Вильгельм и не обнаружил никакого сходства с теми русскими, которые ему встречались в 1914–1918 годах.

Свеклу убирали в ноябре. Русские шли, выстроившись в шеренгу, наклонялись, выдергивали свеклу из земли и клали ее плашмя, чтобы следовавшие за ними другие пленные могли лопатами отсекать ботву. Поскольку мороз уже прихватил почву, то приходилось прикладывать большие усилия, чтобы вытянуть свеклу из земли. Часто листья отрывались, и корнеплод оставался в почве. Ничего не оставалось делать, как только выдать пленным вилы, чтобы те могли поддевать ими свеклу из земли. Семь русских, вооруженных вилами, и еще трое с лопатами обрабатывали свекольное поле, принадлежащее Розенам. Матушка Берта из предосторожности закрыла дверь на замок.