Арно Зурмински - Отечество без отцов

Когда часовой разбудил их на рассвете, то на печи никого не оказалось. Огонь в ней потух, в комнате было холодно, на полу валялся десяток окурков.

— Я готов поспорить, что вчера две женщины лежали на печке, — сказал Роберт Розен.

— У тебя галлюцинации, — констатировал Годевинд.

— Ты спал с ними? — допытывался Вальтер Пуш.

— Нам достаточно одних уже вшей, — сказал Годевинд. — Если мы к тому же подхватим еще и триппер, то всем будет крышка. На языке военного трибунала это именуется членовредительством. Целую армию можно одолеть, заразив ее венерической болезнью.

Что касается галлюцинаций, то Годевинд рассказал об одном моряке, который два месяца плавал на сухогрузе, перевозившем селитру, и однажды ночью обнаружил голую женщину, которую кто-то привязал к фок-мачте, где она самым нещадным образом страдала от холода. Тот моряк клялся во всеуслышание, что видел это, притом в трезвом состоянии.

Перед тем, как начать новый пеший переход, Годевинд прошелся по огороду, но у штакетника никакого земельного холмика не обнаружил.

Сегодня мы совсем близко подойдем к линии фронта. Скоро появятся убитые и раненые. Может быть, для меня было бы самым лучшим получить легкое ранение.

Перед началом марша к нам обращается капитан.

— Скоро с русскими будет покончено, — говорит он. — Украину немцы крепко удерживают в руках, Рождество мы, возможно, отметим уже дома. Потому нет смысла подавать рапорт на отпуск, так как все равно вскоре предстоит возвращение на родину.

Он оглашает воззвание фюрера, из которого следует, что в ближайшие недели русские войска будут разгромлены. Я не знаю, много ли войск противника можно разбить в такой грязи. Если все это не закончится до Рождества, то мне, пожалуй, следует жениться.

Мы идем по деревне, в которой лежат двести расстрелянных русских. Убиты они выстрелом в затылок, то есть расстреляны были своими комиссарами. Лейтенант говорит, они не хотели идти в атаку. А теперь они лежат кучей и ждут, когда их закопают в землю. Возможно, скоро пойдет снег.

Холодно и дождливо. Равнинная местность, кругом одни лишь поля. Богатый урожай так и не собран. Зерно почернело и набухло. Подсолнухи и конопля также ждут, когда их соберут, но кто будет заниматься всем этим?

Днем я направляюсь в медпункт за таблетками от поноса. Санитар набрасывается на меня. У него время приема с девяти до десяти утра, а не в середине дня. Я говорю ему, что мой желудок извергает свое содержимое вне графика работы его медпункта. Но мои доводы не помогают, я вынужден уйти без таблеток. Бывают же такие типы. На гражданке он возил уголь. И это называется войсковым товариществом.

Ко мне часто приходит в гости мальчик из соседнего дома. Ему уже пришлось хлебнуть горя. Мы с ним о многом беседуем, насколько, конечно, нам это удается. Однажды он принес мне шерстяные рукавицы, которые по забывчивости оставил один из немецких солдат. Так что теперь буду пользоваться ими. Я дал парню марку, и мы оба были счастливы.

Я и не знал, что нам помогают также и французы. Один из французских добровольческих корпусов прошел недавно по шоссе в направлении Москвы. Здесь находится и испанская «Голубая дивизия», ее подразделения располагаются недалеко от нас. И уж совсем часто мы встречаем румын, словаков и венгров. Вся Европа воюет с большевизмом.

Самая последняя новость. Наш батальон должен быть расформирован и придан другим частям. Интересно, куда направят меня? Надеюсь, что удастся хорошо устроиться.

Во время обеда всегда рассказываются самые невероятные истории. Сегодня говорилось о том, что нас должны отправить в Кёльн для восстановления города после ужасных английских бомбардировок. Мой товарищ Пуш с гораздо большей охотой отправился бы на уборочные работы в Мюнстер, а Годевинд — в Гамбург. А меня еще больше обрадовало бы известие о том, что война закончилась. Поскольку, если все это будет и дальше продолжаться, то всем нам придет конец.