Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Но ведь диалектику открыли на Западе! Ну и что из этого следует? Ровным счетом ничего. Все принципиальные продукты цивилизации были открыты на Западе, но не все они стали господствующими элементами его жизни. Мы ведь тоже есть во многом продукт Запада. А сколько известно случаев, когда нечто появлялось в одном месте, а расцветало в другом. Христианство открыли евреи, а прижилось оно в нееврейских народах. Картошку привезли из Америки, а стала она европейским продуктом питания. А вспомните историю с кроликами в Австралии!

Итак, я утверждаю, что для понимания нашего общества нужен не западный, недиалектический метод мышления, а наш, диалектический. Но диалектический не в том пошлом смысле, какой ему придали советские философы, начиная с работы Сталина «О диалектическом и историческом материализме», а в смысле способности учитывать сложность и изменчивость таких социальных образований, как наше гигантское общество. У меня давно чешутся руки как-нибудь описать этот метод. Но придать ему при этом эффективность западного практического стиля мышления. Возможно ли это? Кто знает, может быть, именно из таких немыслимых компромиссов и рождаются наиболее жизнеспособные формы.

Но давай отложим эти честолюбивые замыслы до лучших времен. А сейчас — за дело. Надо бред этой сумасшедшей гадины привести в более или менее божеский вид.

С построением бесклассового общества, преобразованием на коммунистических началах производства, распределена и труда, а также сознания и морали членов общества исчезает сама почва для каких бы то ни было мер принуждения. Отношения господства и подчинения окончательно заменяются свободным сотрудничеством. Отпадает необходимость в государстве как политической организации мирает нужда в правовой регламентации.

В известном смысле отношение господства и подчинения есть частный случай отношений сотрудничества, добровольность есть лишь форма принуждения. Государство перестает быть явлением политическим, но это не значит что оно исчезнет или даже ослабнет. Правовая регламентация отомрет, уступив место другим формам регламентации. Надо эти идеи развить, но для себя, конечно, а не для этой стервы. Между прочим, наша официальная идеология постепенно признает фактическое положение в обществе лишь чуточку изменив и переинтерпретировав фразеологию. Например, как в этих случаях: не просто отомрет государство, а отомрет лишь в качестве политической организации. Или в случае с принципом «по потребности» уже сейчас наиболее хитрые идеологи говорят о «разумных потребностях» и о контроле общества над этими потребностями. Короче говоря, официальная идеология постоянно приближается к истинной картине нашего общества (конечно, лишь поверхностно и в некоторых важных пунктах), тогда как критика его постоянно отдаляется от нее. Почему? Критика негативна, тогда как идеология при всех обстоятельствах позитивна. Ах, какую работу я мог бы написать для нового Сталина!!

Сталин неторопливо ходит по кабинету, курит трубку, разговаривает сам с собой вслух.

Сталин. И это — ленинская гвардия! Сборище болтунов и честолюбцев. Никакого чувства реальности. Страна на грани гибели, а они готовы сутками спорить из-за запятой в «Капитале», который никто из них не читал. Речами и лозунгами страну не спасешь. Надо действовать, действовать круто и решительно. Лозунги должны сопутствовать делу, а не заменять его. Но что делать? Ленин прав: надо найти основное звено в цепи событий, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. Где это основное звено? Власть. Крепкая и надежная власть. Суровая. Беспощадная. Готовая на все ради великой цели — воплощения в жизнь светлых идеалов революции. Но власть — это партия, партия — это аппарат управления партией, а партийный аппарат — это Я. Основное звено — это беспрекословный авторитет вождя партии. Но не Троцкого, Зиновьева, Бухарина и прочих болтунов, а Сталина! Сталин — звучит так же, как Ленин, но более твердо. И шансы для этого у тебя есть. К тому же ядро страны образует русский народ, а он привык иметь наверху царя и жаждет иметь нового царя. Причем не своего брата Ивана, а непременно инородца. Но не еврея. И не немца. Грузин — это для русского народа и свой человек, и вроде как бы иностранец. Надо это обстоятельство выдвинуть на первый план. А для этого надо говорить с акцентом, иначе сочтут за еврея. С этой минуты надо начать приучать всех к тому, что Сталин говорит с грузинским акцентом.