Амос Оз - Уготован покой...

Ехали молча. Вечерело.

Куда это он везет меня? А что, если прямо в полицию? Почему это всю жизнь ко мне липнут всякие сумасшедшие? Мой отец. И мама. Троцкий, Азария, Римона. Да и я сам. С расстояния в полтора метра, максимум, ну, сущий клоун, как можно промазать, стреляя в быка с такого расстояния? Я бы запросто попал и убил. Но он нарочно не попал, потому что смерть — это мерзость и дерьмо. Пресмыкайся, но живи! А зачем? Главное, я не сломался и даже имени своего ему не назвал. Но, возможно, и это он угадал, поскольку псих сумасшедший. Он вот-вот перевернет джип и прикончит нас обоих прямо на месте. Который теперь час? Уже начинает темнеть. Все равно завтра на рассвете я уже буду мертв. Это последний вечер. Ну и хорошо. Х-х-р-р-р-р! И сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время. Меня там ждут. Но не будут ждать бесконечно. Еще немного — и я приду. Быть холодным и незыблемо спокойным.

— Который час?

— Сынок, — сказал Тлалим, — у тебя еще есть время. Бедуины из племени аталла никуда не денутся. Я, к слову сказать, восемь лет тому назад побывал там. В Петре. Если разобраться, это всего-навсего развалины. Груда камней, как и все руины. Петра не Петербург. Руины, и все тут.

Ионатан не удержался:

— Как же тебя там не зарезали?

— Дурачок, — засмеялся старик, — племя аталла меня не считает за еврея. Да и в самом деле, я уже вроде бы и не еврей. Дервиш. Юродивый. Да и среди наших тоже — ты поспрашивай здесь о Саше. Тебе расскажут, как он верхом на верблюде, подобно праотцу нашему Аврааму, добрался до Петры, и племя аталла его и поило, и кормило, и девушки их плясали перед ним всю дорогу. Я, дорогуша, уже вовсе и не еврей. Я даже уже и не человек. Черт лысый. Знаток пустыни. Жизнь — нажрался ею досыта. А женщин боготворил. Водку пил как лошадь. Подлецы расставляли мне ловушки, а глупцы отравляли жизнь. Но я никогда не отчаивался. Никогда! Послушай, золотой мой, стоит ли тебе отправляться ко всем чертям? Давай-ка ударимся в загул, а?

Ионатан сказал:

— Высади меня, пожалуйста, перед Бир-Мелихой. И забудь, что вообще встречал. Я никому не обязан давать отчет. Моя жизнь — она только моя.

— Философ! — воскликнул старик, внезапно возликовав, словно читающий мысли маг, который получил подтверждение, что все угадал с потрясающей точностью, и теперь раскланивался перед невидимой толпой поклонников: — Твоя жизнь — она твоя! Оригинально! Здорово! Ну и что с того? Твоя жизнь принадлежит мне? Или черту? Конечно же, она твоя, красавец. Ступай себе с миром, бедняга. Ой, мама, какую же подлость учинили они тебе, эти разбойники, что ходишь ты с такой физиономией? Негодяи! Да истребится имя их! А ты, пожалуй, ступай ко всем чертям! Но только послушай: вернись этой же ночью. Вернись к Саше. Потихоньку перейди границу, побывай в Заиорданье, не беда, но помни: шоссе на иорданской стороне не пересекай ни в коем случае. Просто поверни назад и возвращайся. А? Прекрасно. Молодец! Имя мое запомнишь? Тлалим! Это просто! Саша! Возвращайся среди ночи в мой королевский дворец, живи у меня, сколько захочешь, без церемоний, день, неделю, два года, пока не почувствуешь, что эти подлецы уже получили должный урок, оплакали тебя горючими слезами и впредь станут относиться к тебе с подобающим уважением. А пока у меня есть для тебя маслины, фиги, финики и матрац с виссоном и пурпуром, да и выпивки нам вполне хватит. Я убежденный вегетарианец. Каннибал, но вегетарианец. И обретешь ты у меня другую физиономию. Новую. Бороду ты уже отращиваешь. Никто тебя не узнает. Захочешь — будешь крутиться со мной, станешь помощником землеустроителя. Оседлаем «Бурлака» и объездим вдвоем всю неоглядную пустыню, и будешь ты вице-королем. Не захочешь — не беда: у меня можно просто валяться на спине целые дни напролет, а ночью можешь исчезнуть — держи свой колышек повыше и помешивай им сладчайший мед, что водится у наших девушек. Никто на свете не узнает, что ты живешь у меня. Ты вернешься?

— Останови здесь, — сказал Ионатан. — Дай мне сойти.

— Ой, мама, — вздохнул старик. — Снова черт победил меня.

Джип остановился, на сей раз плавно, а не резко. Ионатан забрался в заднюю часть машины, стал выбрасывать на песок у обочины свое снаряжение: рюкзак, одеяла, штормовку, канистру с водой, спальный мешок. Затем спрыгнул сам, с «Калашниковым» в руке. Старик не удостоил его взглядом, он сидел за рулем, обессиленный, голова поникла, борода всклокочена — казалось, вся мировая скорбь обрушилась на плечи этого высокого худощавого человека с копной седых волос и пышной белой бородой.