Амос Оз - Уготован покой...

— Если я не сделать, никто не сказать спасиба, — горестно уговаривал он. — За что просто так сказать мне спасиба?

— За кофе, — сказал Ионатан.

— Проливать еще?

— Нет, спасибо.

— Вот, пожалуйста, что это? Опять говорить спасиба за ничего? Зачем говорить? Нет проливать — нет спасиба. И чтобы друг не будет сердиться…

— Все в порядке, — сказал Ионатан. — Кто же тут сердится… Не мог бы ты немного помолчать, Болонези, и дать мне спокойно почитать газету?..

А про себя добавил, как заклинание: не уступать на сей раз не уступать только не уступать невозможно всегда уступать и вечно молчать. Этим вечером. Еще сегодня вечером. Или, самое позднее, завтра вечером.

После полудня, закончив работу в гараже, вернулся Ионатан домой, зажег керосиновый обогреватель и, ополоснув лицо и руки, уселся в кресло, укутав ноги в шерстяной плед, поскольку было холодно. Один, в ожидании Римоны, он разложил на коленях утреннюю газету и принялся читать ее. Время от времени то или иное сообщение задевало его за живое. Президент Сирии Нур эд-Дин аль-Атаси и министр иностранных дел этой страны Юсуф Зуиян — оба врачи по профессии — выступили перед огромной возбужденной толпой народа в городе Тадморе, призывая огнем смести с лица земли Государство Израиль. Врач-окулист Юсуф Зуиян поклялся от своего имени и от имени всех собравшихся никого не щадить — до последней капли крови, ибо только кровью можно смыть обиду и святой путь к заре справедливости лежит через море крови… В Хайфе судили подростка-араба за то, что тот, нарушая все нормы приличий, подглядывал в окно за раздевающейся женщиной в квартале Хадар-а-Кармель; обвиняемый на отличном иврите утверждал в свою защиту, что, как свидетельствует Священное Писание, царь Давид так же подглядывал за Вирсавией. Судья Накдимон Цлелихин, как написано в газете, не скрыл своего удовольствия от остроумного довода, и на этот раз юный араб отделался строгим предупреждением… На одной из внутренних страниц мелким шрифтом была напечатана заметка об эксперименте, проведенном учеными в зоопарке Цюриха: чтобы проверить, насколько глубоко погружаются медведи в зимнюю спячку, в их берлогу были направлены потоки света и тепла. Один из медведей проснулся и полностью потерял рассудок…

Но очень скоро газета выпала у Ионатана из рук, и он задремал под размеренно-протяжную мелодию дождя в исполнении водосточных труб. Сон его был неглубоким и неспокойным: он начинался, как это уже случалось, с дремотных раздумий и оборачивался диким кошмаром. Доктор Шилингер из Хайфы, заикающийся гинеколог, пользовавший Римону и посоветовавший «воздерживаться от дальнейших попыток», оказался хитрым сирийским секретным агентом… Иолек уговаривал Уди, Ионатана и Эйтана Р. отправиться добровольцами в опасную поездку в одну из северных стран по заданию службы безопасности… Они должны были поразить змея в его логове ударом топора по голове… Но все шесть пуль, которыми был заряжен пистолет Ионатана, не смогли пробить шкуру его жертвы, потому что пули эти оказались катышками из мокрой шерсти… И человек, обнажив в улыбке испорченные зубы, свистящим шепотом произнес: «Ты збую …»

Ионатан открыл глаза и увидел Римону.

— Четыре пятнадцать, — сказала она, — а на улице совсем темно. Ты поспи еще немного, а я приму душ и приготовлю нам кофе.

Ионатан возразил:

— Да я и не спал вовсе. Просто думал о том, что пишут в газетах. Ты знала, что диктатор Сирии — он по профессии врач-гинеколог?

— Ты спал, когда я вошла в дом, — сказала Римона, — и я тебя разбудила. Сейчас будем пить кофе.

Пока она принимала душ и переодевалась, закипела вода в электрическом чайнике. Тонкая, стройная, свежая вышла Римона из ванной. Подала кофе с печеньем. В красном свитере и голубых джинсах, со светлыми, длинными, только что вымытыми волосами, она напоминала застенчивую школьницу. Горьковатый аромат миндального мыла и шампуня исходил от нее. Они сидели в двух одинаковых креслах, один против другого, и музыка, звучащая по радио, заполняла тишину. Позже зазвучала пластинка, одна из тех, что собирала Римона, мелодия была чувственной, бурной, пришедшей из африканских джунглей.

Римона и Ионатан почти не разговаривали друг с другом. Разве что о вещах самых необходимых. Для ссоры не было причин, а больше говорить было не о чем. Римона, как всегда, казалась ушедшей в свои мысли. И в кресле сидела с отсутствующим видом: поджав под себя скрещенные ноги, кисти рук втянув в рукава красного шерстяного свитера, словно пряча их от холода, она была похожа на маленькую девочку, одиноко замерзающую на садовой скамейке.