Перебранка прекратилась на миг, потом вспыхнула снова, с еще большей свирепостью.
— Ты откуда, рыбонька? — крикнул кто-то, обращаясь к девушке.
— Из Квинсленда, — напряженно прозвучало в ответ.
Слова эти как бы послужили сигналом — вечеринка вдруг опять забурлила вовсю: один заорал, что Квинсленд — полицейский штат, другие захрюкали и забегали вперевалку, изображая свиней; [14] «Свинья» — жаргонное прозвище полицейского офицера.
третьи затянули песни протеста и бунта.
Между тем проигрыватель наладили и запустили опять, перебранка стала еще яростней, и шум вечеринки с новой силой врезался в молчание ночи. Чья-то рука ухватила бутылку с кларетом, налила вина в стакан и протянула девушке.
— Ты что здесь делаешь?
— Ищу одного человека.
— Кого?
— Джона.
— Джона — а дальше как?
— Я… Ну, я не знаю, как его фамилия. Он студент. Изучает право и гуманитарные.
Отчетливо-громкий вздох.
— И это все, что тебе о нем известно?
— Конечно, если б я его увидела, то узнала бы сразу: длинные такие каштановые волосы, бородка. Всегда в синих джинсах, рубашка — из американского флага…
— Да таких — тринадцать на дюжину! — воскликнул тот, что подал ей кларет.
— Но он живет здесь.
— То есть как — здесь? В этом доме?
— Ну да. Он… он сейчас тут?
— Не исключена. Подожди-ка, я схожу спрошу Мардж. Она здесь живет.
Пока его не было, девушка хмуро жалась к стене. Кларет оказался тепловатым. Но вот юноша вернулся и, взяв ее за рукав, отвел в тесную кухоньку. Мардж стояла у раковины и нарезала салат. Увидев девушку, она улыбнулась.
— А теперь, Мардж, повтори-ка все с самого начала, — сказал юноша и вышел.
— Так вот, Джон жил здесь, но уже несколько месяцев как съехал.
— A-а… И где же… он теперь живет?
— Да тут неподалеку. Квартала через два.
— Вы его адрес знаете?
Мардж открыла буфет, извлекла оттуда клочок оберточной бумаги и протянула его молоденькой собеседнице.
— Джордж говорит — вы из Квинсленда?
— Да.
— Видно, Джон пользуется большим успехом, не иначе. Могу сказать точно: ни из-за одного мужчины я бы в такую даль не потащилась. — И она стала счищать салат с покрасневших пальцев. — Вы из какого университета?
— Вообще-то, ни из какого. Я еще в школу хожу.
Руки с налипшими на них обрезками салата застыли в воздухе.
— Это надо же, детка, а сколько тебе лет?
— Шестнадцать. Но вот-вот исполнится семнадцать.
— Надо же, детка, а твоим родителям известно, где ты?
— Нет… Ну, не совсем…
Из освещенного холодильника, где орудовала Мардж, отдирая примерзшую формочку с кубиками льда, донеслось что-то невнятное. Потом, поливая теплой водой перевернутую форму, Мардж спросила:
— А у тебя хоть есть где переночевать?
Об этом школьница не позаботилась заранее и теперь, столкнувшись лицом к лицу с действительностью, растерялась.
— Можешь переночевать тут, если хочешь, — предложила Мардж. — Эта орава, видимо, собирается пробыть здесь всю ночь, так что располагайся, где найдешь место.
Наутро, в понедельник, ее разбудило солнце — оно жгло веки, и спальный мешок увлажнился от его тепла. Девушка открыла глаза и сквозь ребристую черную ограду балкона стала отрешенно смотреть на пробегавшие внизу машины. Прямо перед нею четко обозначилось горлышко коричневатой бутылки из-под пива, потом она обнаружила, что рядом спит какой-то человек. При мысли о том, что Джон совсем близко, в каких-нибудь двух кварталах отсюда, у нее потеплело на душе. Ей представилось: вот он идет мимо красивых старых домов — босой, волосы спутаны ветром… Она села и увидела вокруг еще несколько спящих. Балкон потрескивал под тяжестью их тел, на подоконнике стояли перевернутые стаканы. Осторожно переступая через чьи-то ноги и руки, девушка спустилась вниз. Теперь звук в проигрывателе был приглушен, но он все еще извергал пульсирующие ритмы. В кухне что-то жарили, и от этого запаха ее пустой желудок так и подпрыгнул. Радостное волнение охватило ее, когда она выбралась из дома и бросила последний взгляд на распростертые под солнцем тела. Чугунная черная калитка бесшумно закрылась за нею.
Дом, где жил Джон, оказался большой, с узким аккуратным газончиком впереди, на котором то тут, то там доблестно высились цветы-одиночки.
Удар старенького дверного молотка эхом отозвался во всем доме; залаял щенок, стараясь просунуть нос под входную дверь. Но на шум никто не вышел. Снова раздался глухой удар молотка по дереву, и щенок стал отчаянно скрестись о коврик.
Читать дальше