Солдат чистит, протирает стекла солнечных очков, которые сделаны по рецепту в Далласе, штат Техас, и встает с кресла. И как всегда, стукается головой о притолоку. Очень высокий и оттого сутуловатый, он теперь из предосторожности сутулится больше прежнего. Сколько раз уже стукался головой, теперь на самой макушке, где в коротко стриженных волосах просвечивает плешь, точно на старом рыжем ковре, образовалась незаживающая ссадина.
Нет, это не дом-фургон, никакой не дом-фургон. Скорее алюминиевый гроб, — алюминиевый гроб на эдаком вертящемся основании, вроде тяжелого орудия на вертлюге. Зачем такое придумали, не поймешь, но уж он воспользовался устройством, поворачивает фургон то так, то эдак — чтоб дверь не приходилась против ветра. Сменяет поле обзора — вот как он это называет, сменяет поло обзора.
Но как ни поворачивай фургон, перед глазами все то же. Только одно и меняется — расстояние, на какое видна проволочная ограда. Ведь ничего другого тут нет — ни гор, ни трав, один только ветряк на запад от рубежа. Капрал, который привез его сюда на грузовике, говорил, в пустыне хоть что-то растет, когда пройдет дождь. Капрал говорил, дождь прошел два года назад. Он говорил, тогда по всей пустыне зацвели мелкие цветочки и трава повылезла.
Раз-другой солдату вздумалось сходить к ветряку, просто так, ни с того ни с сего. Ему все одно, зачем она тут стоит, эта ветряная мельница, а только она вроде дороги — досаждает.
Солдат запасся патронами, прихватил две гранаты, автомат и, пока шел по раскаленной каменистой пустыне, все оборачивался на фургон и на просвет в проволочном рубеже, где его пересекает дорога. Еще не дойдя до ветряка, он валится с ног от усталости — может, ветряк оказался дальше, чем думалось, а может, и другое — чего ради надрываться, ни черта нового там не найдешь.
Позавчера он подошел довольно близко, даже слышал лязг — в тишине пустыни донеслось до него эдакое металлическое позвякиванье. Только он один в целом свете и мог сейчас слышать этот лязг. Он плюнул наземь и смотрел, как плевок испарился. Потом дал в сторону ветряка несколько очередей из автомата. А потом повернулся и поплелся назад, по шее — мурашки.
Когда он забрался в фургон, термометр там показывал сто двадцать по Фаренгейту.
Стены были хорошо изолированы: примерно один фут три дюйма толщиной. Но он просто не мог держать дверь закрытой, а при распахнутой двери аппарат для кондиционирования воздуха забарахлил и наконец вовсе перестал работать. Солдат не доложил о поломке, виноват-то он сам. Ну даже приехали бы из Иелламби, починили кондиционер, все равно он опять будет оставлять дверь настежь, и тот опять выйдет из строя. И из-за двери пришлось бы спорить.
Ему нужен воздух. Так повелось с детства, в четырех стенах он задыхается. Без свежего воздуха у него болит голова, а кондиционер совсем не то, что свежий воздух. Может, другие солдаты на других постах у этого рубежа — если есть тут еще солдаты — сидят в фургонах и ведут наблюдение за пустыней через толстые оконные стекла. А он так не может. Он любит свежий воздух.
Свежий воздух нужен был ему в детстве, нужен и по сей день, и теперь, на сорок третьем году, своими боями за право держать окна открытыми он даже в некотором роде прославился. Он длинный и тощий и вовсе не рожден бойцом, но волей-неволей выучился воевать, потому что без свежего воздуха ему не житье. Воюет он не по-честному, и многие сочли бы его приемы подлыми, но он умеет добиться своего, а только этого ему и надо.
Скоро он выйдет из фургона и наберет еще ведро скорпионов. Делается это проще простого. Пустыня чуть не сплошь изрыта ямками, от одной до другой два-три дюйма. Если залить ямку водой, скорпионы выползают наружу. Вот потеха, как будто хотят напиться. Он тихонько смеется и заговаривает с каждым скорпионом, едва тот покажется из норки. Когда скорпионы всплывают, он зачерпывает их кофейной кружкой и вываливает в синее ведерко. Потом, собрав побольше, ошпаривает весь улов кипятком из артезианской скважины. Так вот у него и набирается ведерко скорпионов.
К северу от дороги он разметил на глазок сетку координат. По его подсчетам, в каждом квадрате (он выложил их пустыми бутылками и пивными банками) примерно ведерко скорпионов. Каждый день, пока он здесь, он будет очищать пустыню от ведерка скорпионов, вот какой у него план, план этот родился только вчера. Сейчас, можно считать, один квадрат уже очищен.
Солдат обувает тяжелые форменные башмаки, встает с кресла и идет на поиски вчерашнего ведерка. Снаружи солнце так и слепит, даже в темных очках поневоле прикрываешь глаза. Сильней всего слепит алюминиевый фургон. Все вокруг будто на одной из тех передержанных обесцвеченных фотографий, которые получились у него в Вашингтоне. Синее ведерко стоит там, где он оставил его вчера вечером, — возле генератора. Теперь, когда кондиционер не работает, генератор угомонился, его почти не слыхать.
Читать дальше