Кристофер Мур - Самый глупый ангел

— Неужели мужики в нашем возрасте могут так больно падать? — спросил Так у Тео, для пущей искренности отрывая взгляд от декольте.

Ему было не по себе от того, что пришлось шантажировать Тео, но (он же помог Лене избавиться от тела) иногда приходится идти на какие-то пакости, и, будучи летчиком и человеком действия, Так на них шел.

— Вы это о чем? — не понял Тео.

— Наши с Леной дорожки разошлись, констебль. Вскоре после того, как мы с вами утром поговорили.

— Вот как? — Теперь уже Тео оторвал глаза от курганов интриги с начесом.

— Вот так, — ответил Так. — И мне очень жаль, что все произошло как оно произошло.

— Но на самом деле это ведь ничего не меняет, правда?

— А изменит, если я скажу, что не причинил абсолютно никакого вреда вашему мнимому Дейлу Пирсону, да и Лена тоже?

— По-моему, он не мнимый, — вмешался Гейб, еле ворочая во рту слова, будто соски грудей в красном. — Я довольно-таки уверен, что его доказали.

— Без разницы, — сказал Такер. — Изменит ли это что-нибудь? Вы способны в это поверить?

Тео ответил не сразу. Он словно бы дожидался ответа от оракула из декольте. А потом взглянул на Така снова и сказал:

— Да, я вам верю.

Летчик едва не задохнулся имбирным элем. Отплевавшись, он выдавил:

— Ух ты. Как служитель закона, вы никуда не годитесь, Тео. Нельзя верить случайному незнакомцу в баре. — Такер не привык, чтобы ему вообще верили, поэтому видеть человека, принимающего тебя по номиналу…

— Эй, эй, эй, — сказал Гейб. — Зачем же так-то?

— А идите вы на хуй, парни! — вдруг рявкнула женщина в красном пуловере, вскочила с табурета и сдернула со стойки ключи от машины. — Я тоже человек, знаете? А это вам не телефон доверия. — И она приподняла снизу груди, обтянутые красным пуловером, и потрясла ими перед носом у негодяев. Ключи жизнерадостно зазвякали, совершенно погасив взрывную волну от вспышки ее гнева.

— О… боже… мой… — вымолвил Гейб.

— Нельзя так не обращать внимания на живого человека! А кроме того, вы слишком старые, вы рохли, и уж лучше на Рождество остаться одной, чем хоть на пять минут — с вами, паршивцами!

С этими словами она швырнула на стойку мелочь и пулей вылетела из бара.

Поскольку Тео, Так и Гейб были мужчинами, они проследили взглядом за ее задницей.

— Слишком старые? — переспросил Так. — А ей сколько — двадцать семь, двадцать восемь?

— Ну да, — ответил Тео. — Под тридцать, может, чуть за. Мне совсем не показалось, что мы не обращали на нее внимания.

Мэвис Сэнд сгребла со стойки деньги и покачала головой:

— Вы все обращали на нее вполне должное внимание. У женщины проблема, если она ревнует к своим молочным железам.

— Я думал об айсбергах, — признался Гейб. — У них только десять процентов над поверхностью, а ниже — как раз все опасности. Ох нет, на меня опять блюза́ напрыгнуло. — И голова его рухнула на стойку и подскочила.

Так посмотрел на Тео.

— Вам помочь донести его до машины?

— Он довольно развит, — ответил констебль. — Пара докторских степеней все-таки.

— Ну ладно. Вам помочь донести профессора до машины?

Тео попробовал сунуться плечом под мышку Гейба, но, учитывая, что был почти на фут выше друга, получилось не очень.

— Тео, — рявкнула Мэвис. — Не будь же, ять, таким задротой. Пусть мужик тебе поможет.

После трех неудачных попыток перекантовать мешок с песком по имени Гейб Фентон, Тео кивнул Такеру. Каждый взял себе по руке биолога и совместно они повели/поволокли его к задней двери.

— Если сблюет, я нацелю его на вас, — сказал Тео.

— Лене очень нравились эти ботинки, — ответил Так. — Но делайте то, что вам велит долг.

— У меня нет сексапила, рам-па-пам, — пропел Гейб, проникшись наконец рождественским духом. — И общаться я не в силах, рам-па-пам.

— Рифма, что ли? — спросил Так.

— Я же говорил, он способный, — ответил Тео.

Мэвис проскрежетала мимо и придержала им дверь:

— Ну так что, жалкие рохли, увидимся на Одиноком Рождестве, да?

Они остановились, переглянулись, ощутили общность своего коллективного рохлизма и неуверенно кивнули.

— Мой обед на волю рвется, рам-па-пам, — пропел Гейб.

А девочки тем временем носились по всей церкви Святой Розы — развешивали гирлянды и накрывали столы к Одинокому Рождеству. Лена Маркес уже в третий раз обходила зал со стремянкой, липкой лентой и рулонами зеленой и красной жатой бумаги величиной с колеса грузовика. («Ценовой клуб» в Сан-Хуниперо торговал только одним размером — очевидно, чтобы можно было украсить целый океанский лайнер за один заход.) Серийное гирляндирование отвлекало Лену от забот, но церквушка теперь больше напоминала гнездо эвока-дальтоника. Если бы Лену вскоре не остановили, гостям грозило бы заблудиться и задохнуться в праздничных застенках радостного садомазохизма. Но к счастью, когда Лена перемещала стремянку, чтобы начать четвертый раунд, внутрь засунулась нога Молли Мичон и двойные церковные двери распахнулись. Первое дуновение бури ворвалось в зал и сдернуло со стен всю бумагу.