Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла

— Осторожнее, Мигель…

— Тебе‑то что? Разве я плохо работаю? Так что помолчи. А если тебе страшно, поищи другую работу. Я не боюсь упасть, я моложе тебя и знаю, что о моей матери некому позаботиться, кроме меня…

Мигель почувствовал, что щеки у него стали мокрые. Небо было затянуто тучами, но дождь не шел. «Уж не плачу ли я», — подумал он и взглянул на стоявшего рядом товарища.

— Надо кончать работу, дождь начинается, — заметил тот.

Кривой Мигель сжал его руку и сказал, словно издалека:

— Дождь пойдет, когда на то будет воля божья, а сейчас это мои слезы. Разве такому человеку, как я, нельзя и поплакать хотя бы раз?

Дождь, смочивший леса, пока еще только примеривался, не решаясь начаться по — настоящему. Дети, шедшие в школу, прыгали и гонялись друг за другом; отсюда они казались совсем крошечными. Когда их рубашки промокли, они спустились с лесов. Было начало осени, понедельник, девять часов утра.

Я оставил сиену, потому что у меня ослабла память и я больше не мог заучивать роли. Однако ослабла она не настолько, чтобы я забыл, как я был королем некой восточной страны, с каким успехом проходили мои выступления в самых знаменитых театрах Испании и Америки, как я встречался с Марией Герреро [25] Мария Герреро — знаменитая испанская актриса (1868–1928). , Бенавенте [26] Хасинто Бенавенте — испанский драматург конца XIX — начала XX века. , Цаккони [27] Эрмете Цаккони — итальянский актер (1854–1948). и со многими другими.

Еще я помню, как однажды увидел павлина. Он распустил свой хвост, а когда снова сложил его, перед моим взором возник фантастический парк, весь в серебре, окутанный музыкой, словно бархатом. По парку гуляли женщины в прозрачных одеждах. Я влетел в этот парк как на крыльях. Впервые в жизни я летал. Парк не имел ничего общего с садом дяди Херонимо в Посуэло. Гигант, облаченный в зеленое шелковое платье, держа на голове огромный сосуд с золотистой водой, приблизился ко мне и все объяснил.

Оказывается, мой отец был королем той волшебной страны. Но ему гак и не удалось занять престол, потому что моя мать ни за что на свете не хотела, чтобы он бросил свои мастерские. Так оно и было. Я хорошо помню, как мать говорила:

— Запимайся‑ка своей работой, нечего тебе вмешиваться в политику.

Но отец перехитрил мою мать и прибыл в свое королевство. Сидя в огромном тронном зале, он ожидал меня, чтобы поздравить с прибытием. Сделав легкий, изящный прыжок, я оказался высоко в воздухе и, словно на крыльях, влетел в Зал. Он был весь позолоченный, но стены покрывала серебряная бумага, которая слегка колыхалась от дуновения нежного морского ветерка. В воздухе парили десять, а может быть, двенадцать женщин необычайной красоты. Троном отцу служила большая, тонкой резьбы кровать. Сидя под ее пологом, король то и дело отпивал вино из большого золотого кувшина.

Друзья короля — постоянные партнеры отца по карточной игре — сидели, каждый с прекрасной дамой, у ног повелителя. В одной из дам я узнал нашу приходящую служанку, в другой — дочь привратницы, в третьей — продавщицу фруктов из лавки напротив. Только сейчас они были так хороши собой, что казались мне едва ли не богинями. Дочь привратницы, которая всегда относилась ко мне пренебрежительно, сейчас смотрела на меня влажными глазами.

Отец повторил то же самое, что я уже узнал от гиганта в парке. Потом он спросил, нравится ли мне здесь, и я ответил, что все мне очень нравится, кроме одного: я не хочу, чтобы дочь привратницы принадлежала другу отца.

Волею короля дочь привратницы стала моею, а для своего друга он выбрал одну из воздушных танцовщиц.

— Сын мой, теперь ты принц, у тебя есть все, чего только можно пожелать: богатство, земли, прекрасные женщины, лошади, слуги.

Придворные проводили меня в покои с огромными, рас пахнутыми настежь окнами, выходящими на море. Широкое ложе из морской пены манило лечь и уснуть безмятежным сном.

Я не был любезен с дочерью привратницы, потому что она всегда относилась ко мне пренебрежительно и однажды, когда мы играли в фанты, отказалась поцеловать меня. В другой раз, когда я попытался ущипнуть ее, она сильно стукнула меня ногой по голени. Но вовсе не потому, что мальчики были ей противны: я видел, как она целовалась с Альфредо, нашим подмастерьем. А тот обнимал ее и прижимал к себе без всякого стеснения.