Это был первый встретившийся на его пути ребенок. Те, что гнались за ним, были уже немолодые люди, с суровыми, злобными лицами. Он ненавидел их, потому что это они заставляли его работать в гончарной мастерской, куда почти не проникал дневной свет. Дети же не раз звали его поиграть на улице. Они ни за что не стали бы преследовать его.
Дунион подбежал к девочке, которая не сводила с него глаз, и, протянув руку, отдал ей веточку. Девочка, не глядя, схватила ее. Тогда Дунион быстро проговорил: «Береги ее», — проговорил так, что вряд ли девочка поняла его, и побежал дальше.
Между тем из‑за поворота на краю улицы показались преследователи. Еще несколько секунд, и они, пробежав мимо девочки, устремились за Дунионом. Поравнявшись с грудой булыжников, лежавших подле строящегося дома, они остановились. Но уже в следующее мгновение первые камни, округлые и гладкие, засвистели в воздухе.
Мальчик с мучительной тоской вспомнил в эту минуту об Иктио — хоть бы он пришел к нему на помощь. И вдруг внезаппая тяжесть в голове оборвала его тоску и его бег. Он вскрикнул и упал. Еще два камня ударили его в лицо и грудь.
Люди даже не подошли к лежавшему 7на земле мальчику. Их злоба и раздражение сменились теперь охотой поразвлечься — ведь это все равно, что обезвредить бешеную собаку, забить камнями ядовитую змею или затушить ударами палки разбушевавшийся костер.
На белой коже Дуниона заалела кровь, но сам он уже не двигался. Л камни все еще летели и летели, то попадая в тело мальчика, то ударяясь о землю и отскакивая от нее.
Солнце по — прежнему светило ярко, торговцы подбадривали себя криками и смехом, очень довольные тем, что удалось без особых трудов устроить себе такое развлечение.
Девочка, стоявшая у двери своего дома, не могла разглядеть, что происходит. Она с любопытством посматривала на толпившихся поодаль людей и, сжимая в ручонке удивительную веточку коралла, все спрашивала себя, в кого это там швыряют камнями.
ХРОНИКА ТИХОЙ УЛИЦЫ (Перевод с испанского Э. Чашиной)
Улица узкая. Маленькие одноэтажные домики. Летом соседки выносят стулья на тротуары и сидят, болтая, до полуночи. Улица очень похожа на внутренний дворик, где в открытые окна видна вся жизнь обитателей: как спят дети, беспокойно ворочаются и не могут заснуть усталые мужчины. Когда дует восточный ветер, улица вся забивается пылью, грязными бумажками, листьями с деревьев, неизвестно как попавшими сюда. В разное время на улице пахнет по — разному: днем остро — фританой или другими кушаньями, приготовленными на дешевом масле; вечером, когда цветет чудо-цвет, воздух напоен его горячим, почти чувственным ароматом, а к рассвету исчезают все запахи и улица, как и ее обитатели, кажется погруженной в беспокойный сон. В предвечерние часы улицу заливает такой мягкий, золотистый свет, что кажется, будто все вокруг покрыто патиной и напоено таинственным очарованием старинных гравюр.
Теперь начало весны, ночь, двери таверны, что на углу, уже закрыты. Еле передвигая ноги, проходит какой‑то пьяный — последний ночной прохожий. Двое полицейских этого района уже начали свой обход. На мостовой гулко раздаются их шаги. Они подолгу молчат, а если разговаривают, то тихо, словно боятся разбудить спящих призраков. Молчание помогает им погрузиться в мир своих забот. Ночь начинается спокойно. Полицейский Хуан молод и говорлив, поэтому ему не по душе его сегодняшний напарник. Хуану нравится футбол, песни и веселые женщины. И он пользуется довольно большим успехом у женщин такого сорта. Об этом всегда можно поговорить с товарищем по дежурству. Даниэль уже стар, ему около шестидесяти, однако он может долго ходить и не устает. Семья им довольна. Все в доме работают, и он может приберечь свои песеты на случай болезни или чтобы в старости не жить на пособие и не зависеть от подачек благотворителей. Четверо его дочерей еще не замужем. У старшей, Марии, был жених, какой‑то полоумный, который доставил ей много огорчений, но все уже прошло, и Даниэль радовался, что это кончилось вовремя. «Так оно лучше, — думал он много раз. — Когда женщина работает, ей незачем терпеть возле себя мужчину, это удел сеньорит, которые не приносят в семью ничего, кроме невинности да глупого жеманства». Даниэлю страшно хотелось иметь сына. Поэтому он так и старался, а в результате — четыре дочери дал ему господь.
Эта улица тихая. Вряд ли что‑нибудь случится. Разве что повздорит та супружеская пара, что живет во втором доме, рядом с таверной. Обычное семейное дело: «У тебя больной желудок, и ты должен беречься. Не из‑за меня — я‑то смогу заработать на жизнь, а из‑за детей, они еще совсем маленькие». А у Мигеля болит печень, и он больше не в силах сдерживаться. Визжит, кричит до хрипоты и бьет руками по столу и стенам, а иногда, может и такое случиться, по физиономии своей жены. Соседей все это не очень беспокоит, они знают, что в семейные дела не стоит вмешиваться. Старая пословица говорит, что спальня многое улаживает.
Читать дальше